Содержание
«Новорожденные дети — очень благодарные пациенты» — Реальное время
Общество
00:00, 22.01.2023 Сюжет: Портрет
Начмед детской больницы — о жизни и работе
Ольга Васильевна Шарипова — заместитель главного врача по медицинской части в казанской Городской детской клинической больнице №1. По своей специальности она неонатолог: двадцать лет проработала в нижнекамском роддоме, два года принимала малышей на Крайнем Севере. А сейчас, на позиции начмеда, помогает всем детям — и крошкам-новорожденным, и подросткам. Что происходит с брошенными детьми, за что платят «северные» деньги, каково это — работать с самыми маленькими пациентами — в ее портрете для «Реального времени».
«Мне кажется, я всегда знала, что буду работать с детьми»
Оля с детства хотела быть врачом. Ее мама и папа докторами не были, зато были ими дядюшки и тетушки, и девочка с детства слышала их разговоры.
Мысль о том, что она тоже хочет лечить людей, созрела в ней очень рано и не оказалась детской блажью. Повзрослев, девушка уверенно поступила на педиатрический факультет казанского мединститута. Сегодня, 39 лет проработав в педиатрии, Ольга Васильевна уверена: все было правильно, все было не зря.
Задумываясь сегодня о том, почему выбрала именно педиатрию, она отвечает:
— Мне кажется, я всегда знала, что буду работать с детьми. Что буду именно детским врачом. Во «взрослую» медицину меня не тянуло никогда, моя стезя — это дети, в этом у меня не было сомнений.
Да не простые дети. А самые маленькие. Окончив вуз в 1984 году и приехав по распределению в Нижнекамск вслед за мужем-акушером-гинекологом, Ольга Васильевна попала в интернатуру в местный родильный дом. Микропедиатров было очень мало — так тогда называли неонатологов, специальность в те годы только еще зарождалась. И молодой специалистке предложили поработать. Нижнекамск середины восьмидесятых был стремительно растущим молодым городом: средний возраст нижнекамца тогда был 24—26 лет! Можно себе представить, сколько там было родов: до 30 в сутки!
Работать приходилось очень тяжело.
В те времена не было той аппаратуры для выхаживания недоношенных малышей весом менее 1 килограмма, которая есть сейчас. О двухстеночных кювезах можно было только мечтать. В распоряжении докторов был мешок Грегори — полиэтиленовый пакет, в который входит трубочка с кислородом. В него помещали малыша. Аппараты ИВЛ у микропедиатров середины восьмидесятых уже были, но они были очень несовершенны.
Мне кажется, я всегда знала, что буду работать с детьми. Что буду именно детским врачом
— Так что тогда, по сравнению с сегодняшним днем, работать было гораздо сложнее. Учились всему на своем собственном опыте. Когда я еще только что пришла, с нами работала очень опытная медсестра. Она была уже в возрасте, носила очки с толстенными линзами, — рассказывает Ольга Васильевна. — И вот мое дежурство. Как говорят, теория без практики мертва, практика без теории слепа. У меня теории полно, практики — ноль. Вижу — лежат пятеро новорожденных. Мы с ней подходим к ним, я смотрю — дети как дети, лежат, сопят.
А она деловито так говорит: «Так, вот этого и вот этого я забираю в палату интенсивной терапии, не нравятся они мне». Я думаю: «Что с ними не так? Что она в них нашла? Они ведь так же, как и другие, выглядят»… А потом уже и сама научилась видеть новорожденных, которым действительно нехорошо. Это надо уметь и видеть, и чувствовать. Не знаю, как это объяснить, но те, кто работают в отделениях с новорожденными детьми, меня прекрасно поймут.
Нижнекамск — Казань — Крайний Север
В родильном доме Нижнекамска Ольга Васильевна проработала почти 20 лет. Через семь лет после того, как она пришла, ее назначили заведующей отделением новорожденных. Оно было большое, на 90 коек. А вот микропедиатров в Нижнекамске было очень мало, и круглосуточное дежурство они обеспечить не могли. Поэтому дежурили на дому. Ложится, предположим, доктор спать — ей поступает звонок: «Пожалуйте на роды!» Врач встает, одевается впопыхах и мчится в роддом. Там оказывает помощь, а дальше — по обстановке. Если на дворе уже утро, пора оставаться на дневную смену.
В 2001 году мужа нашей героини перевели на работу в Казань, новое место трудоустройства после переезда начала искать и она. В то время организовывались райздравы, и ей предложили место районного педиатра Авиастроительного района. Это была административная, организаторская, руководящая работа. Районный педиатр курирует работу медиков в школах, детсадах, больницах. Через 7 лет Ольга Васильевна поняла, что все-таки очень хочет вернуться в неонатологию, болеет этой профессией. И такая возможность ей вскоре представилась, но весьма нестандартным образом.
— Мужу предложили поехать вахтой работать на Крайний Север, там большой недостаток акушеров-гинекологов. А потом оказалось, что им еще и очень нужен неонатолог. Меня туда звали целый год, уговаривали. Отказаться было как-то неудобно, и в итоге мы туда поехали вместе, — вспоминает наша героиня. — Детей оставили бабушкам — благо они были уже взрослые на тот момент, оба учились в институте.
До ближайшего более или менее крупного города, Нового Уренгоя, два с половиной часа на вертолете.
Фото предоставлено Ольгой ШариповойДва года на Ямале
Супруги приехали в Ямало-Ненецкий автономный округ, в городок Тарко-Сале. До ближайшего более или менее крупного города, Нового Уренгоя, — два с половиной часа на вертолете. Контингент — нефтяники и коренное население. Родильный дом представлял собой деревянный барак, в котором даже не было канализации — удобства были представлены выгребной ямой. В этих условиях доктор проработала почти два года. Там она была единственным неонатологом на 200 километров вокруг. Отделения патологии новорожденных в роддоме не было — детей, нуждающихся в помощи, нужно было везти или в Ноябрьск (полтора часа на вертолете), или в Салехард (два с половиной часа).
— Нам уже было под сорок лет, и когда мы туда уехали — я даже себя зауважала за такой лихой поступок, — смеется сегодня доктор. — Но там было интересно, особенно по первости, когда мы только что туда приехали. Например, 1 мая они отмечают проводы зимы, День оленевода, очень колоритно! Летом там можно было уйти на работу в летнем платье и босоножках, а к вечеру увидеть, что пошел снег.
Самые сильные морозы, которые мы там заставали, — минус шестьдесят.
Супругам дали служебную квартиру, и они начали работать. Круглосуточно, кругломесячно, круглогодично, как вспоминает доктор. Вызывали Ольгу Васильевну на все роды, а они, как правило, происходили ночью («Всегда все святые дела творятся ночью», — шутит она). Она спала практически с телефоном в обнимку — а куда денешься, если, кроме нее, специалистов не было?
Через два года решили вернуться в Казань — во-первых, тянуло к детям, а во-вторых, возникли проблемы со здоровьем.
— Все-таки на севере просто так надбавки не платят. Все-таки там с непривычки сильный удар по здоровью. Высокая разреженность воздуха, сильный сухой мороз, полярная ночь и полярный день, которые сбивают биоритмы… Словом, мы вернулись в Казань.
Фото предоставлено Ольгой ШариповойЯ считаю, что в неонатологии, с новорожденными детьми, работают только люди, которые очень любят этих детей
«Новорожденные — это очень необычный контингент пациентов»
Ольгу Васильевну снова пригласили работать районным педиатром, но она попросилась работать с детьми.
Тогда-то она и пришла в детскую горбольницу №1 — в отделение патологии новорожденных. Было это в 2009 году. Через два года ее назначили заведующей отделением. Оно здесь на сорок коек, довольно большое. Есть реанимация новорожденных детей, опытный персонал.
— Я считаю, что в неонатологии, с новорожденными детьми, работают только люди, которые очень любят этих детей. Это ведь очень необычный контингент пациентов. Они тебе не расскажут, что у них болит, — малыш может лежать в кроватке и тихо умирать. У них большинство патологий проходит с одинаковыми симптомами. Поэтому неонатолог всегда балансирует, работает как будто на острие ножа. Очень много происходит на грани интуиции — надо видеть этих детей и понимать. И если прикипел — всю жизнь там будешь работать. В этом отделении врачи и медсестры по 40 с лишним лет работают. А если не пришлось по душе — через пару месяцев уходит человек, — рассказывает доктор.
А в 2013 году Ольгу Шарипову назначили заместителем главного врача по медицинской работе.
В кресле начмеда она работает и по сей день.
Здесь уже совсем другая специфика работы — стационар в Первой детской больнице большой, многопрофильный. Кроме отделений реанимации и патологии новорожденных, тут есть специализированные педиатрические койки: гематологии, пульмонологии, нефрологии, есть ревматологические, кардиологические, гастроэнтерологические койки. Профиль большой, работы много.
Спасенные жизни — такие маленькие и такие большие
Еще сегодня Ольга Васильевна — председатель аккредитационной комиссии для молодых врачей — принимает экзамены. Она смеется: говорит, что у нее обычная судьба врача, как у всех. Но каждый путь врача — отдельный, свой. Мы спрашиваем: долго ли неонатолог привыкает к своему пулу таких крошечных пациентов?
— Когда я только пришла в процессию, мне казалось: да как же их отличать? Они же все одинаковые! Но это не так! Все новорожденные очень разные. И на лицо, и на голос, и даже на характер!
Мы даже имя ему дали — между собой называли его Сережей.И вот после долгих наших усилий он все-таки пошел на поправку, окреп — и выписался. И мама назвала его Сережей!
И вот после долгих наших усилий он все-таки пошел на поправку, окреп — и выписался. И мама назвала его Сережей!Доктор вспоминает интересные случаи из своей карьеры. В далекие девяностые в Нижнекамске родился недоношенный малыш весом в 1,8 килограмма. Для тех времен это был очень тяжелый случай (это сейчас выхаживают детей весом начиная с 500 граммов, а тогда это технически было очень сложно). Врачи начали выхаживать этого ребенка в мешке Грегори, он очень долго не шел на поправку, и надежду потеряли уже даже доктора. Но продолжали выхаживать. Ольга Васильевна ему несколько раз переливала свою кровь — у недоношенных детей развивается сильная анемия, а в то время еще можно было переливать кровь напрямую от одного человека к другому.
— Мы даже имя ему дали — между собой называли его Сережей. И вот после долгих наших усилий он все-таки пошел на поправку, окреп — и выписался. И мама назвала его Сережей! Когда ему было полтора года, она к нам с ним пришла — и это был чудесный здоровый мальчик, — вспоминает доктор одну из тысяч спасенных ее руками жизней.
«У нас все будет хорошо»
Ольга Васильевна рассказывает еще об одном случае: это было уже здесь, в Первой детской. К врачам поступила семисотграммовая девочка. Она очень долго пролежала в реанимации, целых полтора месяца за нее «дышал» аппарат. А когда малышку сняли с аппарата, ее дыхание оставалось слабым и нестабильным. Гарантий не давал никто. Никаких. И только мама девочки, сама еще 21-летняя девчонка, упрямо твердила: «У нас все будет хорошо!».
— Чуть только какая-то нагрузка на ее организм — кормление, например, — у нее остановка дыхания. Она синеет у нас, я ее хватаю и бегу с ней в реанимацию. А рядом мама бежит и, как молитву, повторяет: «У нас все! Будет! Хорошо!». Настрой этой девочки был железный. Даже я думала, что мы ребенка не выходим. А она была уверена в том, что все наладится. У меня до сих пор мурашки по коже, когда я об этом вспоминаю. А малышка красавица такая! Белокурая, с локонами, улыбчивая, — не может сдержать эмоций врач.
Доктор рассказывает: пуповину пересекают, а психологическая связь с ребенком остается на всю жизнь.
— Кстати, именно поэтому я всегда очень доверяю материнскому чутью. Никогда не говорю: «Ой, да что там мама напридумывала такого». Мама не придумывает. Она шестым чувством понимает: с ее ребенком что-то не так, — замечает доктор.
Я всегда очень доверяю материнскому чутью. Никогда не говорю: «Ой, да что там мама напридумывала такого»
Связь спасителей и спасенных
Для тех недоношенных детей, которых выхаживали в отделении реанимации и патологии новорожденных, детская горбольница №1 (и непосредственно Ольга Васильевна как начмед) организовали Центр катамнеза. Он занимается тем, что оказывает медпомощь своим маленьким пациентам, когда у них уже все хорошо и они выписались из больницы. Это нужно, чтобы помочь участковым педиатрам и до трех лет взять обслуживание этих непростых пациентов на себя.
До наступления эпидемии ковида педиатры из ДКБ №1 каждый год 17 ноября (в День недоношенного ребенка) собирали детей, которых выходили. Ведь связь между спасителями и спасенными остается на долгие годы.
Ольга Васильевна показывает нам рисунок, который стоит у нее на почетном месте — среди грамот и наград.
— Это нарисовала девочка, которая родилась весом в 900 граммов, и она на ней написала «Вот такая я была», на этом рисунке, видите? А еще одна девятисотграммовая девочка, которую мы выхаживали, пришла к нам работать медсестрой, когда выросла, а потом стала неонатологом, представляете? Теперь она живет и работает в Москве. У нее черный пояс по каратэ, она очень спортивная девочка.
Но, кстати, не только крошечных новорожденных видела Ольга Васильевна. Когда работала в нижнекамском роддоме, был у нее ребенок весом в 7 кг 300 г. У него была очень здоровая, румяная мама, кровь с молоком. 7,3 кг — норма для почти полугодовалого обычного ребенка. И на фоне остальных новорожденных этот мальчик выглядел как настоящий Голиаф. В роддоме на него даже пеленок-то не было.
Ольга Васильевна показывает нам рисунок, который стоит у нее на почетном месте — среди грамот и наград«Пока у нас лежал мальчик с легкой формой, у него во взрослом госпитале умерла мама»
Когда пришел ковид, детскую горбольницу №1 перепрофилировали в провизорный госпиталь.
«Перековываться» пришлось за три дня — именно столько времени прошло между закрытием больницы и открытием госпиталя.
— Конечно, нам было очень тяжело, — рассказывает начмед. — Все было в новинку. Все проблемы решались с колес. И конечно, нам по-человечески было страшновато. К нам приходили целыми семьями: ребенка привозят, а у него и мама тоже заболела. Иногда нам приходилось вместе с ребенком лечить и родителей, а ведь взрослые болеют тяжелее, чем дети. Родителей порой приходилось переводить во взрослые госпитали. Были и трагедии. Всегда буду помнить 14-летнего мальчика: пока он у нас лежал с легкой формой ковида, у него во взрослом госпитале умерла мама. Похоронили без него, и узнал он об этом, только когда выписывался от нас. Очень тяжело было работать…
Доктор, как и многие ее коллеги, вспоминает, как тяжело было в защитных костюмах — температура внутри них летом доходила до шестидесяти градусов, и медики могли в них и в обморок упасть, и тепловой удар получить. И падали, и получали, и с носовыми кровотечениями, и с гипертоническими кризами врачей и медсестер выносили из отделений…
Госпиталь обслуживал 19 районов Татарстана — весь центральный округ.
Везли больных отовсюду. Но — справились. Помогли другие клиники, главные специалисты Минздрава, очень помогали коллеги из ДРКБ. За эти полтора года все несколько раз менялось — если сначала нужно было держать больных минимум 14 дней, то потом изменились стандарты, и больница была своеобразным сортировочным пунктом: детей с ковидом направляли в одну больницу, детей без ковида, в соответствии с системой маршрутизации, в другие клиники…
— Это был и сложный, и интересный период жизни. Все наши врачи проходили программу обучения, мы ведь не инфекционисты. А сейчас мы видим последствия ковида. Например, наша заведующая ревматологическим отделением отмечает: стало очень много мультивоспалительного синдрома — это идет как осложнение. Сейчас хотим проследить динамику, что за дети им болеют, и выясняем, что в основном это дети, которые перенесли ковид в легкой форме. Что служит толчком для развития этого синдрома? Пока сложно объяснить.
Еще доктора сегодня видят нарушения у перенесших коронавирус детей со стороны сердечно-сосудистой системы.
Еще — нарушения гемостаза. Еще — нефрологические проблемы. В общем, нет системы, которую ковид вообще никак не затронул бы.
Это был и сложный, и интересный период жизни. Все наши врачи проходили программу обучения, мы ведь не инфекционисты. А сейчас мы видим последствия ковида
«С каждым ребенком умирает часть твоей души»
Без трагедий у доктора, который десятки лет выхаживает недоношенных младенцев, не обходится. Ну а кроме того, патология новорожденных не всегда бывает связана с недоношенностью. За двадцать лет работы в Нижнекамске Ольга Васильевна видела всякое. И рождение сиамских близнецов, сращенных грудной клеткой — они родились уже мертвыми. И много других пороков развития.
Но в роддоме все-таки положительные эмоции перевешивают: неонатолог рассказывает, с каким неустанным любопытством ждала окончания родов, чтобы посмотреть, какой же малыш появится на свет. А вот когда пришла в отделение патологии новорожденных детей — столкнулась с тем, что здесь психологически сложнее.
— Здесь мы ждем результата: выпишется от нас ребенок или здоровый, или с инвалидностью. Видеть случаи, когда мы ничего не можем сделать, и малыш все-таки останется инвалидом, — это тоже очень тяжело. А ведь родители верят до последнего, и как-то надо им сказать, например: «Ваш ребенок будет развиваться вот так. Он не сможет вставать, будет лежать все время. Не сможет кушать самостоятельно — будете кормить через зонд». Это очень тяжело, и тоже накладывает свой отпечаток.
Доктор всегда должна поддерживать контакт с мамой ребенка. Все врачи немного психологи, а неонатологи — в особенности. Ведь они работают с материнским чувством, с инстинктом, который древнее, чем наш разум. Естественно, если мама слышит грустные новости о своем ребенке, у нее может быть разная реакция. Первая и самая распространенная — «С моим ребенком это не должно было произойти». Кстати, с фразой «Мой ребенок не может, не должен быть больным» очень часто уходят в закат отцы — посмотрите на семьи с детьми-инвалидами.
Нередко такого ребенка мать воспитывает одна, и врачи эту статистику очень хорошо прослеживают. Но вернемся к первому моменту, когда мать узнает о беде. Этот момент, говорит Ольга Васильевна, доктор должен пережить вместе с ней: ее агрессию, боль, торг, принятие и все промежуточные фазы:
— Поэтому я считаю, что очень сложно быть неонатологом. Как и, впрочем, везде в медицине тяжело. Особенно сейчас, в свете последних событий, — еще сложнее стало работать с родителями. Мы замечаем изменение отношения к нам. Присутствует агрессия в сторону медработников. Я всегда родителям говорю: «Здесь нет врагов вашему ребенку. Мы хотим ему помочь, но это не всегда получается — от нас не все зависит». Но это сложно. Наверное, самый тяжелый момент в работе неонатолога — контакт с родителями.
Я бы не хотела, чтобы дети умирали или превращались в инвалидов
Понятно, что невозможно спасти любого ребенка с патологией. И сорок лет проработав в педиатрии, Ольга Васильевна признается: до сих пор очень тяжело терять пациентов, привыкнуть к этому нельзя.
По ее словам, с каждым ребенком умирает частичка души доктора. Не говоря уже о том, насколько тягостное бремя — идти к матери с сообщением о том, что ее ребенок не выжил. Подобные моменты могут привести к выгоранию. Врач приводит статистику: продолжительность жизни доктора в среднем на 10 лет меньше, чем у человека немедицинской специальности. А у хирурга — на 20. А есть еще реаниматологи-неонатологи, которые на границе жизни и смерти буквально проживают весь свой рабочий день…
Так что на наш вопрос о том, что самое тяжелое в ее работе, Ольга Васильевна, не раздумывая, отвечает:
— Я бы не хотела, чтобы дети умирали или превращались в инвалидов.
Кстати, с течением времени докторам становится чуть легче: сейчас рождение детей с тяжелыми пороками, несовместимыми с жизнью, происходит все реже и реже. Дело в том, что совершенствуются методы пренатальной диагностики, и такие беременности вовремя прерываются. Стали грамотнее и родители: раньше больше рожали наобум, теперь — готовятся к беременности.
«Если раньше надо было лечить, то теперь надо выхаживать»
Но радости все-таки больше.
— Новорожденные дети — это очень благодарные пациенты. У них огромные компенсаторные возможности, и мы должны их просто подтолкнуть. Должны помочь им войти в эту жизнь без каких-то потерь. Сейчас не зря развивается ранняя реабилитация — это важно именно в периоде новорожденности, а не когда у него уже развились проблемы. Поэтому работа неонатолога заключается еще и в том, чтобы вывести его в жизнь полноценным человеком!
Работа неонатолога за сорок лет радикально изменилась. Стали мягче и физиологичнее методы выхаживания и аппаратура. Появилось множество новых руководств и исследований — например, посвященных тому, какие факторы являются наиболее повреждающими для новорожденных детей. Например, сейчас неонатологи пришли к тому, что недоношенный ребенок нуждается больше в выхаживании, чем в медикаментозном лечении. Методы реанимации изменились, и малышу надо создать условия, максимально приближенные к утробе мамы: темно, тепло и влажно.
Новорожденные дети — это очень благодарные пациенты. У них огромные компенсаторные возможности
Если зайти в отделение реанимации новорожденных, то мы увидим кювезы, приглушенный свет, почувствуем определенную температуру. Каждый кювез прикрыт специальным колпаком, чтобы внутри было темно. Персонал ходит в мягкой обуви, чтобы каблуки не цокали по полу.
— Изменилась и аппаратная поддержка. К примеру, если раньше это был стопроцентный кислород, то теперь чаще применяется смесь с воздухом. Словом, если раньше парадигма была «Лечить, лечить, лечить», то теперь она сменилась на «Выхаживать, выхаживать, выхаживать», — говорит Ольга Васильевна.
«Ничьи дети»
В отделение патологии новорожденных попадают и дети, от которых матери отказались в роддоме. Все, включая и здоровых малышей: надо же им где-то находиться в период новорожденности. Ольга Васильевна говорит, что сейчас статистика заметно улучшается: если в нулевых в год было до девяноста отказников, то теперь — в среднем тридцать.
Малыши проходят полное обследование всех специалистов, данные отправляются в Городской центр усыновления. И больше 80% из них уезжают в новые семьи. А дети с тяжелыми пороками развития отправляются в дом ребенка…
Бывает и такое, что отказавшаяся от ребенка мать прибегает за ним, чтобы забрать. Здесь могут быть два варианта развития событий. Все зависит от того, что произошло в роддоме. Если мать написала официальный отказ, и ребенка отдали в семью — вернуть его уже практически невозможно. Но за такими детьми практически никогда не возвращаются.
Ольга Васильевна говорит, что сейчас статистика заметно улучшается: если в нулевых в год было до девяноста отказников, то теперь — в среднем тридцатьА вот если мать просто ушла из роддома, не забрав новорожденного и не оформив никаких бумаг, на такого малыша составляется акт об оставлении ребенка. И в течение полугода его нельзя отдавать на усыновление: только под опеку. И вот тут мама имеет полное право прийти и сказать: «Я забираю своего ребенка».
— И это может быть настоящей трагедией. Представьте себе, семья забрала ребенка, выходила его, ухаживает за ним четыре, пять месяцев, и вдруг приходит чужая женщина и забирает малыша, которого они уже успели полюбить. С которым прошли самый сложный период новорожденности. Причем, как правило, такие мамы — личности асоциальные. Изредка случается, что это молодые девочки, испугавшиеся беременности. Но чаще всего это маргиналы, которые приходят с таким посылом: «Я возьму ребенка, и мне будут платить пособие».
Бабушка, не похожая на бабушку
Ольга Васильевна показывает себя не только опытным врачом, но и очень увлеченной и любящей бабушкой. У нее четыре внучки: старшей десять лет, младшей — всего шесть месяцев. Конечно, она помогала своим детям с малышами: все-таки бабушка-неонатолог — это серьезно. Правда, и некоторые элементы профдеформации присутствуют: доктор с улыбкой рассказывает, что, обследуя первую внучку, постоянно «находила» у нее несуществующие нарушения.
— И куда только я ее не носила! И к хирургу, и к неврологу, и к офтальмологу. А у нее все было хорошо, просто тут я перестраховывалась и нервничала. Уже со следующими внучками такого, конечно, не было, я была спокойнее, — улыбается Ольга Васильевна. — Ведь своего родного человека адекватно продиагностировать — это проблема. Вот поэтому я с пониманием отношусь к американским правилам: там врача отстраняют от лечения его близких родственников.
Фото предоставлено Ольгой ШариповойВот это меня и держит. Удовлетворенность тем, что я сделала благое дело
Однако в России так не получится. Доктор рассказывает, как патронажный врач, узнав, что бабушка — неонатолог, чуть ли не с порога разворачивалась с облегченным вздохом. И вся большая семья возлагает на нее ответственность за здоровье всех этих детей. Приходится соответствовать, хочешь ты того или нет.
Во внучках наша героиня души не чает — то и дело с любовью вспоминает и говорит о них. Говорит, что очень любит проводить с ними время и ощущает себя в полной мере классической бабушкой.
Впрочем, со стороны никакой бабушкой ее не назовешь — язык не повернется. Прямая, подтянутая, красивая, ухоженная и с молодыми глазами, лучащимися светом. У нее разнообразные хобби — в свободное время доктор читает книги, завсегдатай театра, любит возиться в своем саду, но все же главным увлечением называет свои «бабушкины радости».
В профессии Ольга Васильевна уже сорок лет. Она видит и много человеческого счастья, и много горя. Административная часть ее работы — нервная и хлопотная. Так что же держит ее столько лет?
— Все-таки когда видишь, что ты помогла вот этому ребенку — это такие эмоции! У меня есть пациенты, которые уже выросли. Они присылают мне фотографии, сообщения, празднуют свои дни рождения, и читать их сообщения так приятно! Я ведь помню, какими они были — маленькими, слабыми, и в некоторых случаях даже было непонятно, выживут они или нет! А ты сделала так, что они выжили. Вот это меня и держит. Удовлетворенность тем, что я сделала благое дело.
Людмила Губаева, фото: Динар Фатыхов
ОбществоМедицина Татарстан«Новорожденные предпочитают слушать родной язык, а не иностранный»
Человек рождается хоть и без знания языка, но с удивительной способностью овладевать им.
Человек рождается хоть и без знания языка, но с удивительной способностью овладевать им в короткие сроки. Процесс освоения малышом лексики и правил грамматики показывает, что мозг ребенка — подлинный статистический гений. Об этом пишет Станислас Деан в своей книге «Как мы учимся. Почему мозг учится лучше, чем любая машина… пока», которая вышла в издательстве «Бомбора». Канал «Наука» публикует отрывок.
Социальные навыки маленьких детей проявляются не только в области зрения, но и в области слуха: устная речь дается им так же легко, как и восприятие лиц. Как пишет Стивен Пинкер в своем бестселлере «Язык как инстинкт» (1994), «речь настолько прочно встроена в человеческий мозг, что подавить стремление говорить так же невозможно, как подавить инстинкт отдергивать руку от раскаленных поверхностей». Это утверждение не следует понимать превратно: хотя младенцы, разумеется, не рождаются с полноценным лексиконом и знаниями правил грамматики, они обладают удивительной способностью приобретать их в рекордно короткие сроки.
В их мозге заложен не столько сам язык, сколько способность овладеть им.
На сегодняшний день найдено множество фактов, подтверждающих эту идею. С самого рождения младенцы предпочитают слушать родной язык, а не иностранный — поистине удивительное открытие, свидетельствующее о том, что овладение речью начинается еще в утробе матери. К третьему триместру беременности плод уже способен слышать. Проникая сквозь стенки матки, мелодика языка достигает младенца, и он запоминает ее. «Ибо когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моем», — воскликнула беременная Елизавета, когда ее посетила Мария. Лука не ошибся: в последние месяцы беременности мозг растущего плода уже распознает определенные слуховые паттерны и мелодии (вероятно, бессознательно).
Эту врожденную способность, несомненно, гораздо легче изучать у недоношенных детей, чем у плода. Как только они родятся, мы можем подсоединить к их крошечным головкам миниатюрные электроды и датчики мозгового кровотока и заглянуть в их мозг.
С помощью этого метода моя жена, профессор Гилен Деан-Ламбертц, обнаружила, что даже младенцы, родившиеся за два с половиной месяца до срока, реагируют на устную речь: хотя их мозг еще совсем незрелый, он уже способен распознавать изменения в слогах и голосах.
Долгое время считалось, что овладение речью начинается не раньше одного-двух лет. Почему? Потому что — как предполагает латинское слово infans — новорожденный ребенок не говорит и, следовательно, скрывает свои таланты. И все же, с точки зрения понимания языка, мозг ребенка — подлинный статистический гений. Чтобы это доказать, ученым пришлось применить целый арсенал хитроумных методов, включая анализ предпочтений речевых и неречевых стимулов, реакций на изменения, записей мозговых сигналов и так далее. Все эти исследования свидетельствуют о том, что младенцы знают о языке очень много. С самого рождения дети могут различать большинство гласных и согласных звуков в любом языке мира и воспринимают их как категории. Возьмем, к примеру, слоги [бa], [дa] и [гa]: даже если соответствующие звуки варьируются, мозг ребенка — как и мозг взрослого — воспринимает их как отдельные категории с четкими границами.
Эти врожденные навыки окончательно формируются под влиянием языковой среды в течение первого года жизни. Малыши быстро замечают, что некоторые звуки не встречаются в их языке: носители английского языка, например, никогда не произносят гласные, как французские [u] и [eu], а японцы не различают [р] и [л]. Всего за несколько месяцев (шесть для гласных, двенадцать для согласных) мозг ребенка проверяет свои первоначальные гипотезы и оставляет только те фонемы, которые релевантны для языка, используемого в его окружении.
Но это еще не все: малыши быстро начинают учить слова. Как они их идентифицируют? Прежде всего младенцы полагаются на просодию, ритм и интонацию: в устной речи мы постоянно повышаем или понижаем тон голоса, а также делаем паузы, тем самым отмечая границы между /словами и предложениями. Другой механизм позволяет определить, какие звуки речи следуют друг за другом. И здесь дети ведут себя, как начинающие специалисты по статистике. Например, они понимают, что в английском языке за слогом [bo] часто следует слог [təl].
Быстрый расчет вероятностей подсказывает им, что это не случайно: вероятность того, что [təl] следует за [bo] слишком высока, а значит, эти слоги должны образовывать слово bottle («бутылочка»). В результате слово добавляется к словарному запасу ребенка и впоследствии может быть соотнесено с конкретным предметом или понятием.
Уже к шести месяцам дети вычленяют наиболее употребительные слова вроде «папа», «мама», «нога», «пить» и так далее. Эти слова настолько прочно отпечатываются в их памяти, что и во взрослом возрасте продолжают сохранять свой особый статус и обрабатываются быстрее, чем другие слова, обладающие сопоставимым значением, звуковым составом и частотностью, но приобретенные позже.
Статистический анализ также позволяет детям идентифицировать слова, которые встречаются особенно часто: прежде всего артикли и местоимения (я, ты, он, она, оно). К концу первого года жизни они уже знают многие из них и с их помощью ищут другие слова. Рассмотрим пример.
Услышав, как один из родителей говорит: «I made a cake» («Я испекла торт»), малыши могут выделить короткие незнаменательные слова I («я») и a (неопределенный артикль) и, исключив их, обнаружить, что made («испекла») и cake («торт») — тоже слова. Они понимают, что существительное часто следует за артиклем, а глагол — за местоимением, а потому в возрасте около двадцати месяцев с крайним удивлением реагируют на бессвязные фразы типа «I bottle» (местоимение + существительное) или «the finishes» (артикль + глагол).
Конечно, такой вероятностный анализ не всегда надежен. Например, услышав французскую конструкцию un avion («самолет»), в которой артикль un произносится слитно с существительным avion, многие дети делают ошибочный вывод о существовании слова navion («Regarde le navion!»). Прямо противоположное произошло с носителями английского языка, которые решили позаимствовать французское слово napperon («салфетка под приборы»), но из-за неправильного членения конструкции un napperon в итоге изобрели слово apron («фартук»).
Впрочем, такие ошибки встречаются редко. Всего за несколько месяцев детям удается превзойти любой существующий алгоритм искусственного интеллекта. К своему первому дню рождения они уже заложили основу для базовых правил родного языка на нескольких уровнях, от элементарных звуков (фонем) до мелодики (просодии), словарного запаса (лексикона) и грамматических правил (синтаксиса).
Ни один другой вид приматов не обладает такими способностями. Этот эксперимент проводили не один раз: многие ученые обращались с детенышами шимпанзе, как с членами семьи, и пытались разговаривать с ними на английском языке, языке жестов или с помощью зрительных символов. Увы, даже спустя несколько лет ни одно из животных так и не овладело языком в том смысле, в каком понимаем его мы: они могли выучить максимум несколько сотен слов, но на этом все. Следовательно, лингвист Ноам Хомский, вероятно, был прав, утверждая, что наш вид рождается со встроенным «механизмом усвоения языка» — специализированной системой, которая автоматически запускается в первые годы жизни.
Как писал Дарвин в своем эпохальном труде «Происхождение человека» (1871), «речь, конечно, не может быть отнесена к настоящим инстинктам, потому что она должна быть выучена. Она, однако, весьма отличается от всех обычных искусств, потому что человек обладает инстинктивным стремлением говорить». Иными словами, всем нам присущ врожденный инстинкт овладения речью. Этот инстинкт настолько силен, что даже в тех популяциях, где язык изначально отсутствует, он самопроизвольно возникает в течение нескольких поколений. Например, установлено, что в сообществах глухих высокоструктурированный язык жестов с универсальными лингвистическими характеристиками появляется уже во втором поколении.
Книга «Как мы учимся. Почему мозг учится лучше, чем любая машина… пока» — о непревзойденной способности человека к обучению. Из нее вы узнаете, как создавались искусственные нейронные сети, способные играть в шахматы, Tetris и Super Mario; какими знаниями обладает новорожденный; почему ошибки — неотъемлемая часть любого обучения; как видеоигры и занятия музыкой помогают улучшить внимание и самоконтроль; как сосредоточиться на выполнении важной задачи.
Автор книги Станислас Деан — специалист по когнитивной нейробиологии, доктор философии, член Французской академии наук, Папской академии наук и Американского философского общества. Писатель, автор научно-популярных книг о мозге и сознании.
Издательство: «Бомбора»
«В той же степени «искусственный» язык, что и русский»: мифы и правда о белорусской мове
Ученые обозначили новые сроки происхождения человеческого языка
Изобретено устройство, улучшающее лингвистические навыки
На сайте могут быть использованы материалы интернет-ресурсов Facebook и Instagram, владельцем которых является компания Meta Platforms Inc., запрещённая на территории Российской Федерации
Устройство человека
Знаковая система
Остальные теги
Расскажите друзьям
- Околонаука
Телеканал «Наука» отпразднует День науки марафоном фильмов в Одноклассниках
Канал «Наука» проведет интеллектуальную игру в День российской науки
- Околонаука
- Хтоническое
Под земной корой обнаружены скрытые слои расплавленной породы
- Хтоническое
Эксперт объяснил, почему турецко-сирийское землетрясение повлекло за собой столько жертв
Shutterstock
Земля теперь весит шесть роннаграмм: приняты новые метрические префиксы
NASA Image Collection
К Солнцу приблизилась еще одна большая комета
Shutterstock
Кто считает себя умнее — мужчины или женщины: исследование
Топ-10 важнейших научных событий 2022 года
Пример эдиакарского животного
Shutterstock
Древних вымираний было не пять. Палеонтологи обнаружили следы скрытого шестого
Хотите быть в курсе последних событий в науке?
Оставьте ваш email и подпишитесь на нашу рассылку
Ваш e-mail
Нажимая на кнопку «Подписаться», вы соглашаетесь на обработку персональных данных
Сообщается, что новорожденный ребенок спасен из-под обломков землетрясения в Сирии
Новорожденная девочка проходит лечение в инкубаторе в детской больнице в Африне, Сирия, во вторник.
Си-Эн-Эн —
Сообщается, что девочка была спасена из-под обломков своего дома на севере Сирии после сильного землетрясения в понедельник.
Ее пуповина все еще была прикреплена к ее матери, когда ее нашли, сообщил ее родственник Agence France-Presse. Считается, что ее мать умерла после родов.
«Когда мы копали, мы услышали голос», — сказал AFP во вторник двоюродный брат Халил аль-Сувади.
«Мы убрали пыль и нашли ребенка с пуповиной (неповрежденной), поэтому мы перерезали ее, и моя двоюродная сестра отвезла ее в больницу».Выживших до сих пор извлекают из-под завалов в Сирии и Турции, где рано утром в понедельник по местному времени произошло землетрясение магнитудой 7,8.
Спасательные работы осложняются морозом, перекрытыми дорогами, поврежденной инфраструктурой и несколькими сильными толчками.
Предполагается, что мать ребенка умерла после родов.
Ghaith Alsayed/APСирийский мальчик наблюдает, как экскаватор копается в развалинах здания, где был найден ребенок.
Рами Аль Сайед/AFP/Getty Images
cms.cnn.com/_components/paragraph/instances/paragraph_D7ABA8AD-2630-EAF5-BBE6-2D2F51B7CADE@published» data-editable=»text» data-component-name=»paragraph»>
Спасенная новорожденная сейчас проходит лечение в детской больнице в городе Африн, куда педиатр Хани Мааруф сообщил AFP, что ее состояние стабильное, но она поступила с синяками, рваными ранами и переохлаждением. По словам Сувади, она считается единственной выжившей из своих ближайших родственников. Они жили в пятиэтажном многоквартирном доме, снесенном землетрясением. Известно, что по меньшей мере 1832 человека погибли в Сирии, где внезапные разрушения также усугубляют травмы и лишения семей, все еще страдающих от последствий десятилетней гражданской войны.
Сирийцы скорбят по погибшим в селе Хаджи Искандер.
Rami Al Sayed/AFP/Getty ImagesМужчина несет тело одного из членов семьи ребенка для захоронения.
Гейт Алсайед/AP Больницы в стране были переполнены, поскольку пострадавшие обращаются за помощью, при этом некоторые объекты были повреждены землетрясением. Особое беспокойство вызывает распространение болезни, особенно среди детей.
Турция-Сирия Землетрясение: новорожденный ребенок, вытащенный из разрушенного здания
Опубликовано
Связанные темы
- Сирий Гражданская война
Изображение. Изображение. Изображение AFP AFP
Изображение.0003 Image caption,
Ребенок в настоящее время находится в стабильном состоянии после того, как в понедельник его доставили в больницу с синяками, рваными ранами и переохлаждением здания на северо-западе Сирии, которое было разрушено землетрясением в понедельник.
У ее матери начались схватки вскоре после стихийного бедствия, и она родила перед смертью, сказал родственник.
Ее отец, четверо братьев и сестер и тетя также были убиты.
Драматические кадры показывают мужчину, несущего ребенка, покрытого пылью, после того, как ее вытащили из-под обломков в Джиндайрисе.
Врач из больницы в соседнем Африне сказал, что сейчас ее состояние стабильное.
Дом, в котором жила ее семья, был одним из примерно 50 домов, разрушенных землетрясением магнитудой 7,8 в Джиндайрисе, удерживаемом оппозицией городе в провинции Идлиб недалеко от турецкой границы.
Дядя ребенка, Халил аль-Сувади, сказал, что родственники бросились на место происшествия, когда узнали об обрушении.
«Мы слышали голос, пока копали», — сказал он агентству AFP во вторник. «Мы убрали пыль и нашли ребенка с пуповиной [неповрежденной], поэтому мы перерезали ее, и мой двоюродный брат отвез ее в больницу».
Педиатр Хани Мааруф сказал, что ребенок поступил в его больницу в тяжелом состоянии, с «несколькими синяками и рваными ранами по всему телу».
«Она тоже поступила с переохлаждением из-за сильного холода.
Пришлось ее согревать и давать кальций», — добавил он.
Ее сфотографировали лежащей в инкубаторе и подключенной к капельнице, когда проходили совместные похороны ее матери Афраа, отца Абдуллы и четырех ее братьев и сестер.
Они входят в число 1800 человек, о которых известно, что они погибли в результате землетрясения в Сирии, по данным базирующегося в Дамаске правительства и организации «Белые каски», чьи добровольные службы экстренного реагирования действуют в районах, удерживаемых оппозицией.
Еще 4500 человек погибли в Турции, где находился эпицентр.
«Белые каски» сообщили о 1020 погибших, но они предупредили, что эта цифра, как ожидается, «резко возрастет».
«Время истекает. Сотни все еще в ловушке под завалами. Каждая секунда может означать спасение жизни», — написали они во вторник.
«Мы обращаемся ко всем гуманитарным организациям и международным органам с просьбой оказать материальную поддержку и помощь организациям, реагирующим на это бедствие.