Трагедия советского моралиста | Мнения

По степени настоящей популярности у советских читателей второй половины ХХ века Юрия Нагибина мало с кем можно сравнить. Были писатели модные, были авторитетные, были полузапрещенные, а Нагибин, 100-летие со дня рождения которого выпало на сегодня, был именно популярен — его книги расхватывали с прилавков, героям старались подражать, слогом упивались…

Теперь о нем почти не упоминают, новое поколение его не знает, а старшее, услышав это имя, часто морщится. Почему? Удивительно, но о Нагибине-человеке до самых последних лет его жизни почти ничего не знали.

Москвич, студентом ушел на фронт, был тяжело контужен (от контузии так и не оправился), стал писателем, сценаристом, много говорил с экранов телевизоров о нравственности, долге, честности. Да, в 1960–1980-е он был чуть ли не совестью народа. причем не навязанной сверху, а выбранной самим народом. Даже не читавшие его книг Нагибина уважали: ведь это он написал сценарий самого, пожалуй, народного фильма — «Председатель». Я застал время, когда старики его смотрели, плакали и шептали: «Так и было, так оно и было…».

Нагибин писал очень много и так же много издавался. Прижизненное собрание сочинений составило 11 томов, посмертное — 12, но оно далеко не полное. Писал он в самых разных жанрах и направлениях. Городская проза, деревенская, военная, историческая, производственная, школьная повесть, охотничьи рассказы, рассказы для детей, современные сказки, очень близкие к фэнтези, даже детективные рассказы есть… И всё — или почти всё — у него получалось блестяще.
Очень талантливый, работоспособный профессионал — недаром критик Валентин Курбатов сравнил его с «ученым и инженером». Такое сочетание в нашей литературе встретишь нечасто: очень многим какого-то из этих качеств недоставало и недостает. Может быть, к счастью.

Своего пика популярность Юрия Нагибина достигла в самом конце 1980-х – начале 1990-х. Но она оказалась другого свойства. Тогда срывались маски, вынимались из шкафов скелеты. Не стал исключением и Нагибин. Он сорвал маску сам и сам вынул скелеты. И сделал это как писатель — в повестях и романах.

Первая повесть «другого» Нагибина «Встань и иди» появилась в журнале «Юность» в 1987 году. Помню свое впечатление: я долго был ошеломлен. Строго говоря, повесть о сталинских репрессиях — теме в то время чуть ли не модной. Но ошеломила меня не тема, а герой — благополучный, устроившийся в той жизни молодой человек, которому ссыльный отец, некогда лучший и главный, стал мешать.

Повесть была написана настолько исповедально, что невозможно было отделить героя от автора. Сам автор настаивал: это я, отца предал именно я, а не вымышленный персонаж. Но ведь автор написал когда-то такие светлые, даже в трагизме светлые, повести и рассказы о том же времени — «Переулки моего детства», «Лето», «Школа», «Чистые пруды». А оказалось, что всё было не совсем так, как у героев тех повестей. Уже после смерти Нагибина его вдова Алла Григорьевна рассказала, что «Встань и иди» была написана в 1950-е и 30 лет пролежала зарытой в саду.

Года через три-четыре после этой повести мне попался сборник Нагибина «Любовь вождей». Я был тогда, как большинство молодых, падким на чтение так называемой клубнички. Но это была не клубничка, а нездоровые фантазии, явно фантазии — о сексуальных извращениях Берии, Брежнева, Сталина, не имеющего половых органов Гитлера. Сначала я не мог поверить, что это написал Нагибин, потом оправдывал его тем, что ему нужны деньги и вот он решился так заработать, что это дань тогдашней моде…

А следом повалились его книги подобного рода, но теперь уже вовсе не фантазии — в них он, Юрий Нагибин, был главным героем. Он это подчеркивал, на этом настаивал. «Тьма в конце туннеля», «Моя золотая теща. Автобиографическая повесть», «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя», «Дневник», сданный в печать за несколько дней до смерти, в июне 1994-го…

Отправляя рукопись повести «Моя золотая теща» издателю Александру Рекемчуку (моему мастеру в Литературном институте), Нагибин писал: «Я вдруг подумал: а что, если ты не прочь прочесть нечто в игривом роде, хотя тоже достаточно мрачное. Русский Генри Миллер, хотя и без малейшего подражания автору «Тропика Рака».

Да, эта повесть о любовных отношениях героя со своей тещей, женой директора крупнейшего в Москве автозавода, не подражание Миллеру, но… В этом «но», наверное, вся трагедия позднего Нагибина: Генри Миллер «Тропиком Рака» начал свой путь в литературе, а Юрий Маркович подобными вещами свой путь закончил. Лет 40 воспитывал читателей быть нравственными, честными, сам же держал в надежно запертом шкафу настоящий ящик Пандоры. Когда стало можно и безопасно, он этот ящик открыл. Люди бросились читать, прочитали, ужаснулись и отбросили эти книги. А вместе с ними и остальное написанное им.

Да, в советское время никто из литераторов не мог опубликовать всё, что писалось. Остались непроходные вещи в архивах Владимира Тендрякова, Федора Абрамова, не доживших до перестройки. Но их посмертная судьба куда завидней судеб тех, кто дожил и написал «всю правду» именно в то время. И дело не в теме, а в эстетике конца 1980-х – начала 1990-х. А эстетика эта была не правды и не созидания, а разрушения. И последние книги Нагибина, его почти сверстников Владимира Солоухина, Виктора Астафьева этому разрушению здорово посодействовали. Лирики, моралисты вдруг сделались обличителями, ниспровергателями ими же созданных идеалов.

Это, конечно, их трагедия. Изломанные судьбы, семейные тайны… Юрий Нагибин, например, уже в зрелом возрасте узнал, что его отец не Марк Яковлевич Левенталь (прототип отца в повести «Встань и иди»), а дворянин Кирилл Александрович то ли Нагибин, то ли Калитин, расстрелянный большевиками в 1920 году как участник крестьянского восстания. Но рассказал об этом только в конце жизни.

Мы, литераторы «новой России», с первых строк можем писать всё что считаем нужным, рубить правду-матку. Впрочем, наверное, поэтому нас так мало читают…

Автор — писатель, лауреат литературной премии «Ясная Поляна»

Позиция редакции может не совпадать с мнением автора

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

«Молились ли вы на ночь, товарищ патриот?» — вполне анекдотическое выражение, которое, однако.

.. — Газета.Ru

«Молились ли вы на ночь, товарищ патриот?» — вполне анекдотическое выражение, которое, однако, вполне вскорости может принять и более серьезный, воистину шекспировский оборот, оказавшись вполне применимым уже в этой жизни…

Едва ли не самая большая возня вокруг смерти главного палестинского то ли патриота, то ли террориста случилась не столько вокруг его сомнительного идейного наследства, сколько вокруг места его захоронения – на священной для мусульман и иудеев Храмовой ли горе или не на Храмовой горе…

Одной из причин отсрочки российско-европейского саммита (во всяком случае, поводом так уж точно) стал скандал вокруг сначала номинации, а затем снятия с номинации на должность общеевропейского министра юстиции итальянца по имени Рокко Бутильон, который прославился в общеевропейском масштабе всего лишь тем, что некогда неодобрительно высказался против гомосексуальных браков и разрешения гомосексуальным супругам усыновлять детей. Мол, не по-христиански это, заметил Бутильон.

Не по-католически. Общеевропейские либералы подняли страшный шум, под который новоиспеченный глава Еврокомиссии Баррозу не рискнул выставлять кандидатуру итальянского моралиста на голосование…

Тем временем в преспокойнейшей стране Европы Голландии, которая являла собой само воплощение терпимости и политкорректности, вдруг стали одну за другой жечь и взрывать мечети – после того как местный марокканец убил режиссера Тео ван Гога, снявшего фильм о некоторых чертах мусульманского образа жизни, показавшихся ему мракобесными…

Наконец, известные вообще на весь мир моралисты американцы прокатили на выборах либерала Керри и, соответственно, прикатили во второй срок христианского консервативного моралиста Буша, превратив едва ли не в доброй половине Америки президентские выборы в референдумы на те же темы морали и нравственности. Христианской. Собственно, во многом на тему тех же гомосексуальных браков, а также клонирования, генетических экспериментов со стволовыми клетками, абортов и прочих сомнительных с религиозной точки зрения вещей…

Религиозная мораль в самом начале XXI века во многом затмила даже экономику. А попытки найти некое марксистскоподобное, то есть материальное обоснование нынешней так называемой борьбе с терроризмом, пока особым успехом тоже не увенчались. То есть попытки объяснить весь воинствующий исламский экстремизм нищетой и «бесправием» в эпоху глобализации уличной арабской молодежи выглядят на самом деле если не вовсе жалко, то крайне неубедительно.

А о том, что в XXI веке, казалось бы, насквозь из себя прогрессивное человечество опустилось до внутри- и межнациональных религиозных войн, говорить как-то слишком громко пока еще стесняются.

Но скоро будут говорить очень громко…

Еще некоторые пытаются противопоставлять Европу (в основном так называемую «старую») и Америку. Мол, в Евросоюзе, в отличие от свихнувшейся на «бушизме» Америке, восторжествовали нормы секулярной, то есть светской, власти, прочно подпираемой веками выстраданными либеральными принципами.

На самом же деле все не совсем так. Все не совсем так хотя бы потому, что противники того же гомофобствующего Бутильона употребляют отнюдь не секулярный термин «грех» едва ли не чаще, чем он сам. И если он апеллирует к нормам, так сказать, старой, основанной на католицизме морали, то его оппоненты – к нормам морали новой. Но в этих препирательствах в итоге получается, что само такое вот противостояние – всего лишь противостояние старого морализаторства против нового морализаторства. Причем во втором случае так называемый либерализм уже успел обрасти таким количеством ханжества, своеобразной либеральной косности и почти такого же – религиозного – фарисейства, которые вполне сопоставимы с худшими традициям того же католицизма. Конечно, это еще далеко не неоинквизиция, но дело иметь с такими упертыми в принципы людьми, не разделяя этих их экзальтированных принципов, весьма затруднительно.

В то же время морализаторы-либералы в Европе отнюдь не одиноки. Им противостоят такие же, как в каком-нибудь среднезападном (насквозь «бушистском») штате, морализаторы-традиционалисты. Терпимости у последних к явлениям, которые тот же Бутильон считает «греховными», ни на грош.

Такое внутриевропейское противостояние сулит далекоидущие последствия. Особенно если даже столь харизматические деятели, как вполне вероятный будущий президент Франции, считающийся политическим наследником президента Ширака Николa Саркози, пишут в своих книгах, что новой Европе надо предоставить религии (в том числе исламу) намного большую роль в общественной жизни, чем теперь она имеет.

Если в развитие столь прогрессивных идей удастся создать более или менее массовую европейскую партию, основанную, скажем, на тех принципах умеренного («коммунного», или общинного) ислама, на которых выстроено нынешнее турецкое общество, стремящееся к тому же в объединенную Европу, то картина получится весьма завлекательная в своей принципиально новой идейной мозаичности. При этом к противостоянию моралистов, производных христианской в своей основе морали, добавятся ранее мало присущие Европе моралисты исламские.

А ведь, как известно, чем больше и громче в обществе начинают говорить о морали и нравственности, тем больше вероятности, что рано или поздно где-то за углом начнется резня…

Собственно, что оно нам? Хотя наш президент тоже в душе (глубоко внутри, ибо «на поверхности» его, президента, совсем немного), судя по всему, большой моралист.

А оно нам то, что страна, им возглавляемая, уже весьма скоро обнаружит себя внутри совершено иного внешнего окружения. Мы и сейчас-то с теми же европейцами едва ли не единственной темой для пространных гуманитарных разговоров имеем тему нашего категорического несовпадения в части базовых человеческих ценностей (с многочисленными южными нашими соседями мы о базовых принципах пока и вовсе разговора не ведем, что, может, даже и к лучшему, поскольку там у нас еще меньше шансов договориться). И может статься вскоре так, что нам, общенационально охваченным нуворишеским цинизмом, поствеликодержавной распальцовкой, притом замешанной густо на бомжеватой беспринципности, разговаривать с окружающим миром будет и вовсе не о чем.

Впрочем, совсем уж в стороне от глобальных процессов большого морализаторства мы вряд ли останемся. Это примерно как индустриализация, случившаяся неизбежно со всеми более или менее развитыми странами на определенном этапе их истории. Только в разных странах она случилась по-разному.

В одних (большая часть Европы, Америка) вполне мирно и продуктивно. В других (Германия, Япония, сталинский СССР) прошла рука об руку с национал-фашизмом и обошлась в миллионы жизней.

Политика большой морали, скорее всего в виде извращенного иноземного влияния, рано или поздно придет и к нам. Наверное, вы примерно себе представляете, как оно может все это выглядеть на нашей отеческой почве. Как, наверное, вы также понимаете, что в роли главного моралиста в этой стране будет выступать такой персонаж, в сравнении с которым нынешнее руководство покажется эдаким совокупным Горбачевым—Ельциным. Или же будет выставлено таковым…

Автор – главный редактор группы деловых журналов ИД Родионова, главный редактор журнала «Профиль».

Шефстбери, или Моралист против пуританина

скачать Автор: Лартома Ж. П. — подписаться на статьи автора
Журнал: Философия и общество. Выпуск №5/1998 — подписаться на статьи журнала

В британской истории и в отношениях Англии с континентальной Европой Шефтсбери как протестантский моралист

1 стал олицетворением эллинистической эмансипации от тенет пуританизма. Вначале поэт Уайлэнд, а затем и Лессинг² стали первыми, но отнюдь не последними³ писателями на родине Лютера, обратившими внимание на историческую значимость его творчества. Стараниями Пьера Коста, Демезо во Франции, либерального крыла кальвинистского «Пристанища» в Голландии, выразителем которого в какой-то мере был Пьер Бейль, его труды распространяются еще до того, как они получают одобрение Монтескье, Вольтера и особенно Дидро⁴. И все тот же Лейбниц был первым, кто осознал моральную основу доктрины Шефтсбери. В переписке с Коста он выразил ее такими словами: «Наши естественные привязанности определяют нашу самоудовлетворенность: чем более мы естественны, тем большее удовольствие мы испытываем при виде благополучия других людей, что и является основой всеобщей доброжелательности, милосердия и справедливости. Справедливость же не что иное, по своей сути, как милосердие, которое сродни мудрости» ⁵.

Подобный эвдемонизм Шефтсбери направлен в первую очередь против пуританской традиции Англии и того, что еще от нее остается, будучи привнесенным в прозаическую реальность нового мира⁶, мира, обретшего в 1689 году свою «славную революцию» и свое выражение в философии Локка. Мира, в котором верховное правление еще является источником закона, в котором мобилизующей волей остается надежда на награду, опыт и обычай, которые определяют нравы при соблюдении почтительного отношения к внешним формам и проявлениям. Результатом этого является мораль гетерономии, скрытого неприятия обязанностей и долга. «Тяжко, тяжко бремя долга, если нет надежд на благодарность за труды»⁷

, – вот как это представляется человеку из нового времени, находящемуся еще под гнетом пуританского, хотя и секуляризированного прошлого⁸. В итоге же можно получить тщеславие; обесценивающее жизнь. Шефтсбери был очень шокирован меланхолией предсмертной исповеди Джона Локка: «Жизнь – арена тщеславия, слишком рано заканчивающаяся, так и не доставив нам полного удовлетворения, за исключением сознания благосодеянного и надежды на последующую жизнь. Вот что я могу сказать на основе своего опыта, и в чем вы убедитесь сами, подводя итог своей собственной жизни»⁹.

Моральное отношение Шефтсбери основывается на радикальном пересмотре этих предсмертных слов, претендующих на «христианскую» истину: «Жизнь напрасна, это верно, но она бесполезна и напрасна только для тех, кто сам превращает ее в таковую. Они могут разглагольствовать о «тщеславии», если сами же дали для этого повод… Нет, жизнь – это не арена тщеславия. Это что-то прекрасное, честное, рассудительное, и жить совсем не так трудно, как говорят об этом. Конечно, она не столь проста, чтобы впадать в меланхолию и терзаться при мысли о ее скоротечности и неизбежности ухода из нее»

10.

Меланхолия, плохое настроение, состояние мрачного предчувствия, побуждающие проклинать жизнь (или то, во что ее превращают), – вот враги моралиста Шефтсбери. Вспоминается Спиноза, осудивший еще до Ницше крайности пуританизма: «Это дикий и порочный предрассудок, запрещающий наслаждаться жизнью». Мрачные эмоции, печальные привязанности побуждают нас к скверным мыслям и о самом Создателе, так как размывают понятия о справедливости и несправедливости, составляющие саму суть божественного. И Шефтсбери выражает необходимость предварительного превращения меланхолии в философию радости бытия: «Что же касается нас, то, напротив, предоставим жизни самую прекрасную и большую долю, отведя смерти самую малую толику. Как можно больше будем творить добро, как можно щедрее и как можно чаще, отбросив прочь эгоизм, расчет и мелкие мыслишки, обуревающие нас в этом мире и тем более неприемлемые для лучшего мира»¹¹.

Это один из способов преображения, сознательно противопоставляемый некоторым экстремистским формулировкам кальвинистского «исповедания грехов», в частности, например, такой, которая объявляет человека «неспособным ни к какому добру в силу самой своей природы». «Благодарение Господу, я способен делать добро и именно в этом вижу небесное Благословение. Я не знаю ничего иного, что было бы более богоугодным. И если эта моя способность не готовит меня к небесной жизни, то я вовсе не желаю готовиться к ней. Я не прошу у Неба награды за то, что само по себе является наградой»¹².

Сама вера в добро здесь в каждом слове противоположна пуританскому представлению о грехе и Спасении. Она подрывает не столько сами основы религиозности духа, сколько склонность к фундаментализму и, может, даже слишком буквальное толкование символов, которыми изобилует библейский текст. С первых же строк «Писем по поводу энтузиазма» проскальзывает ирония автора по отношению к религиозному формализму и неискренней серьезности, в которую он зачастую рядится. Проглядываются сложности, с которыми приходится сталкиваться лжи и обману для придания степенной «значимости» пуританизму, мнимой значительности: gravity is of the very essence of imposture. Об этих сложностях и неудобствах Лейбниц сказал: «Совершенно основательно можно утверждать, что «значимость, серьезность» подходят для лжи, но я вовсе не хочу этим сказать, что она составляет ее главное содержание»¹³. Проблема в ином: можно ли верить людским добродетелям, здравому смыслу, реальности добра, на которое способен человек? Есть реализм Шефтсбери, который явно, недвусмысленно противостоит номинализму некоторых реформаторов, объективных союзников и последователей доктрины Гоббса и его эпигонов.

Взять хотя бы письма Шефтсбери к Майклу Айнсворту, в частности письмо, датированное 3 июня 1709 г. За явным объектом критики, которым уже не первый раз становится Джон Локк, ясно просматривается, что Шефтсбери подвергает критике всю номиналистскую теологию божественного произвола: «Бог свободен. Он полностью освобожден от обязанности истолкования понятий добра и зла. Но ведь именно он и ввел эти термины. Без божественного выбора все само по себе не имело бы значения. Не было бы ни добра, ни зла, вытекающих из природы вещей; ничего, что было бы естественно оформлено в нашем сознании. И только наш опыт и наш катехизис определяли бы и внушали нам понятие о справедливости и несправедливости!» С помощью иронии доктрина противника гиперболизирована до крайности, низведена до абсурда, но в противоположном посыле она совершенно осознанно используется в других целях. Ирония неоднократно проскальзывает в трудах Шефтсбери, в частности, в следующем отрывке из «Моралистов»:

«Разум побуждает (нашего моралиста) основывать добродетельность на принципах, в результате чего он получает аргументы для обоснования идеи о Боге или будущей жизни… Как можно постичь высшее Благо до того, как постигнешь, в чем состоит Благо? Или как можно осознать, что добродетель заслуживает благодарности, если ее достоинства и ее величие остаются неизведанными? Мы нарушаем порядок вещей, если хотим доказать, что достоинство – это благо, а правление – божественный промысел. Вот это и есть то, что наш друг (моралист) пытается поставить на место. Так как в своих отношениях с добродетельностью он является тем, кого вы совсем недавно называли реалистом, он пытается показать, что добродетель «реально» представляет нечто в себе самой и в природе вещей: она не является ни произвольной, ни искусственной, ни привнесенной извне; она не зависит ни от обычаев, ни от воображения, ни от воли, ни даже от самой высшей воли, которая и вовсе не смогла бы ею управлять; эта высшая воля, будучи обязательно хорошей, пожалуй, управляется тем, что есть хорошего в добродетели, и всегда присуща тому же формальному разуму (ever uniform with if). И если даже добродетель он сделал основной темой своего труда, даровав ей в некоторой степени независимость от религии, то мне представляется, что, в конечном счете, он такой же блестящий теософ, как и моралист»¹⁴.

В приведенном выше отрывке отчетливо просматривается наметившийся радикальный поворот, который приведет Канта к неприятию теологической морали и обоснованию вместо нее моральной теологии. Не доходя до таких крайностей, Лейбниц разделял и во многом поддерживал подобный моральный реализм, который, по его мнению, отнюдь не отрицая Откровения и Канона Священного Писания, напротив, сообщает им большую достоверность и истинность при оценке человеческих поступков. В самом деле, «каким образом было бы возможно отличить истинного Бога от ненастоящего божества Зороастры, если бы все зависело от каприза чьего-либо произвола, если бы не существовало ни правил, ни подходов к чему бы то ни было?»¹⁵. Следовательно, необходимо, чтобы «формальное понятие» добра и зла, справедливости и несправедливости «были бы присущи и Богу и человеку», так как «в этом заложены фундаментальные законы и правила сознательной деятельности»¹⁶.

Поведение Шефтсбери, очень сходное в этом пункте с позицией Лейбница, осознанно противоположно любому проявлению номинализма как по политическим, так и по теологическим причинам. Оно противостоит любому диктату, желающему утвердиться через своего рода юридический и моральный «позитивизм» божественного установления, как если бы воля могла заменить разум. Добродетель, как утверждает Сократ в одном из произведений Платона, ценится «в себе и сама по себе». Даже в религии то, что ценится само по себе, не боится никакой критики. «Истина должна выдерживать любой «свет» (all light)»¹⁷ критики.

По возвращении в 1705 году в Лондон Шефтсбери разрабатывает тему энтузиазма, внутреннего ощущения божественного присутствия, получившего такое название от «божественного Платона».

Французские протестанты, обосновавшиеся в Лондоне, обеспокоены судьбой беженцев из Севенны. Особую озабоченность Севеннское дело вызывает у министра, лорда Соммерса, друга Шефтсбери, стремящегося к сохранению гражданского мира. Какую линию поведения выработать по отношению к этим фанатикам (их называют «энтузиастами»), занимающимся «пророчеством» на перекрестках улиц, призывающим к мобилизации против тирана и королевских драгун? Не раздувают ли они еще тлеющие искры «Великого Мятежа»? В застенки? К позорному столбу? Нет, новые страдальцы и мученики нам не нужны. И потом, ведь выработали же мы «общую политическую линию»: вот их земное пристанище! Шефтсбери предлагает подвергнуть их «испытанию правдой»: насмешкой. Она не убивает (какой прогресс!), но она помогает провести четкое различие между истинными убеждениями и опухолью фанатизма (истинной убежденностью). По большому счету, Сократу нечего было опасаться Аристофана. Истина должна стойко выдерживать любое острословие. Изобразим наших «французских пророков» на ярмарочном балагане Святого Варфоломея. Пусть наши «французские крестьяне» увидят себя в карикатурном изображении своего экзальтированного транса; пусть услышат себя орущими на своем ханаанском наречии, пытающимися объяснить нам что-то на своем английском! Исподволь, постепенно, но мы приведем их к здравому рассудку. Если моралист открыл для себя язык театральных кукольных подмостков как средство народной политической сатиры… то он уже не свернет с верного пути.

Если обстоятельства объясняют «Письмо по поводу энтузиазма» (1707 г.), то философия Платона разъясняет его содержание и смысл. Шефтсбери не желает ни осуждать, ни презирать «энтузиастов»; он желает их воспитывать: пусть в себе самих отыщут принцип, который мог бы обуздать их чрезмерную исступленность. Вот Федр и Филеб, воскресшие и готовые для проповеди нового идейного детища – «конгломерата» энтузиазма и юмора. Этому посвящен трактат, первоначально названный «Общительный энтузиаст» (1705 г.), опубликованный в январе 1709 года под простым названием «Моралисты». Множественное число «Моралистов» – это указание на множественность подходов к морали: скептический и критический, унаследованный от Локка и Бейля; поэтический, вдохновенный – наследство платоновского Эрота, обновленный итальянским Возрождением. Оба эти подхода должны объединиться воедино и составить новое образование, которое и станет, по мнению Шефтсбери, характерной чертой моралиста.

Однако прежде всего необходимо признать, что энтузиазм является характеристикой человеческой натуры. Как и смех, энтузиазм представляет собой присущее человеку свойство самовозбуждаться, самоэкзальтироваться под влиянием желания и великих идей. Риторика «возвышенного» слишком хорошо знакома с подобной самоэкзальтированностыо, так же, впрочем, как и «пророчеству» прекрасно известно, где правда, а где ложь, и что они вполне уживаются друг с другом, разжигая и воспламеняя чувства, используя рвение и усердие, обещая экстаз и выкрадывая личную свободу. Надо поучиться у Платона тому, как распознавать «двойственность» восторженности, представлять себе, каковы будут последствия разумного энтузиазма. Отметим, что и у смеха тоже два лица: не только благородства и снисхождения, доброжелательной легкости и усмешки, но и издевательской насмешки, издевки, в которой зачастую проскальзывает непонимание «другого» («Счастлив человек, который не усаживается в компании пересмешников», Псалом I, стих 1). Шефтсбери имеет в виду «wit and humour», а не насмешку, как это поняли и представили первые переводчики! Неповторимость, оригинальность Шефтсбери в том, что он предпринял попытку не только сближения, но и нового альянса этих двух «свойств»: юмора и энтузиазма. Это именно «свойства», а вовсе не основные «признаки», присущие человеческой природе, и это не простая «акциденция». Это, как их предпочитает называть Шефтсбери, «характеристики», то есть отличительные черты человеческого рода, даже если они и не представляют «специфического отличия», столь милого сердцу любителей схоластических определений. Моралист не желает давать определение, что есть человек. Он хочет всего лишь проанализировать некоторые замечательные «характеристики» в зависимости от «нравов, воззрений, эпохи» и места. Вот откуда заглавие, объединяющее все его творческое наследие: Characteristics of Men, Manners, Options, Times… В «Моралистах» в самом начале он говорит, что его труд можно назвать «the natural history of Men», выражение, получившее широкое признание вплоть до появления работ Ж. Ж. Руссо. Шефтсбери стремится «дать характеристику» естественной природе на основе двух основополагающих для цивилизации факторов. Он пишет не Трактат о человеческой природе, так как для него эта «природа» изменяется в истории. В ней самой заложен принцип изменчивости, «строго с точки зрения самой природы», как сказал Аристотель, она вовсе не одна и та же «в Афинах и у Персов». Следовательно, необходимо охарактеризовать природу движением. Именно это и делает возможным союз энтузиазма и юмора. Природа не находится в статическом состоянии. С ее помощью характеризуются отдельные моменты развития цивилизации. Сократ и «Тучи», ставящие его в «смешное» положение. Ироничным скандированием отмечено восхождение «Пира» к вершинам восхваления, все более и более вдохновляемого Любовью.

Звучная икота Аристофана, завершающая речь Павсания и ускоряющая вступление в беседу доктора Эриксимаха, не она ли толкает Сократа на сентенцию о необходимости объединить трагедию и комедию, чтобы быть достойным звания человека, этого единства великого и смешного? Вот такие примеры дает нам Шефтсбери, и они отнюдь не заимствованы у Шекспира.

Моралист восприимчив к подобному ритму субъективности: взлетам с оглядкой, экзальтации с самокритикой. Диастола и систола души. Энтузиазм экзальтирует признанную ценность. Остроумие (и юмор) делает ее относительной, снижает, зачастую уменьшает или рассматривает ее в уменьшенном виде. Смех (насмешка) – это резкое снижение (уменьшение) ее значимости, это неожиданное сведение ее к нулю или же превращение ее почти в ничто. За падением вскоре последует взлет, так как ум ценит возвышенное. Необходимо контролировать эти своего рода циклы разума, предоставляя ему возможность определить свои «границы», свои «внутренние числа» (inward numbers, inwards proportions). Необходимо также видеть, к каким формам цивилизации он тяготеет.

Своеобразие, неповторимость Шефтсбери заключались в понимании того, что энтузиазм в его время претерпевал изменения смысла и направления. Это привилегия так называемых «начинающих» авторов наблюдать и зачастую сопровождать эти изменения, создавая при этом свою терминологию. Вот что утверждает Шефтсбери, когда стремится вырвать слово «энтузиазм» из рафинированного мирка религиозных исступлений, в котором его удерживал целый век фанатизма: «Всякая подлинная любовь, всякое подлинное обожание – это энтузиазм. Вдохновение поэтов, патетика ораторов, зачарованность музыкантов, возвышенные устремления виртуозов – все это и есть энтузиазм чистейшей воды! Жажда знаний, наслаждение произведениями искусства и достопримечательностями, духовное состояние путешественников и авантюристов, галантность, война, героизм – все это и есть энтузиазм.

Довольно, я согласен стать новым энтузиастом, энтузиастом такого рода, которого я еще не знаю».

Это энтузиазм нового типа, так как он подходит к светским условиям, к светским интересам и даже охотно вписывается во внутрисветскую сферу «гражданского общества» (к которой, очевидно, относится воинская доблесть). Энтузиазм принимает различные формы в зависимости от норм поведения, признанных в умиротворенном (по крайней мере в религиозном отношении) обществе, в большинстве своем не признающем пуританизма. В «новой эре Августа» Англия с гордостью возобновляет связь с итальянским Возрождением, несмотря на Реформу. Учтивость, исторические памятники, путешествия и особенно искусство – вот прекрасный объект для нового энтузиазма. Любая религиозность не в чести. Энтузиазм уже более не является мистицизмом, культивируемым позитивными религиями. Это уже страстный интерес к вещам реального мира, однако без превращения их в кумир. И здесь внезапно проявляется критический дух протестантизма в отказе от племенных идолов: его английский вариант у Шефтсбери – wit and humour. Однако самое большое новшество – это принцип, определяющий и ограничивающий его форму. Самоконтроль становится критическим принципом созидательности, пределом (в духе Филеба) для генезиса формы. Речь идет о создании новой формы своего собственного человечества из того материала, который предоставлен в наше распоряжение: «Я поместил тебя в центр мира, чтобы ты мог лучше рассмотреть то, из чего состоит данный мир. Я не создал тебя ни земным, ни небесным, смертным или бессмертным, чтобы ты мог сам на манер хорошего художника или талантливого скульптора (plastes et fictor) завершить свою собственную форму».

Эти слова Пико делла Мирандолы, произнесенные им во время речи hominus dignitate (О человеческом достоинстве), иллюстрируют словарь Шефтсбери. Идеалом английского моралиста уже становятся не только добродетель и не только общество «печально добродетельных» людей. Его идеалом становится virtuoso (виртуоз), своего рода метаморфоза хорошего человека в художника собственного человечества. Нарождалась новая чувственность: чувственность «морального смысла» как созидательная рассудочная деятельность в становлении своего Я. По мнению Шефтсбери, можно говорить о моральном гении.

Энтузиазм вдохновляет. Он может стать созидательным. Энтузиазм – «гений» великих поэтов. Следовательно, необходим союз энтузиазма и критического осознания правил, но не тех, что изучают в школе, а тех, которые «природа устанавливает для искусств». В Германии Лессинг, во Франции Вольтер прекрасно поняли эту мысль: у одного это выразилось в критике Sturm and Drang (Штурм и натиск), у другого – в восхвалении классицизма: «Самая редкая вещь – это союз разума и энтузиазма. Разумный энтузиазм – это удел великих поэтов». Статья «Энтузиазм» из «Философского Словаря» Вольтера во многом обязана Шефтсбери, в частности его идее о необходимости гармонии между противоположностями. Необходимо привести ее в соответствие с идеей sensus communis (здравого смысла), занимающей центральное место в учении английского моралиста. Энтузиазм стремится к распространению. В своей нецивилизованной форме он осуществляет это посредством своей заразительности, в облагороженном виде – убеждением. В свою очередь, смех – это общение. В одиночку не смеются. По крайней мере, предполагается соучастие, некая предполагаемая форма sensus communis, так как смех – это участие. Это самопроизвольный, освобождающий цензор самого сообщества. Почему же эти две формы коммуникации так охотно объединяются друг с другом, оспаривая между собой первенство в поэтическом вдохновении? Потому что энтузиазм выражает наше отношение к бесконечности; wit and humour нашего отношения к конечности, к ограниченности, к ничтожности. Поэзия объединяет и ту и другую. Поэзия определяет отношение конечности к бесконечности не так, как у Паскаля, под знаком диспропорции, а под знаком аналогии. Гимн природе (естеству), воспетый в «Моралистах», напоминает символическое отношение поэтического гения к созидательному вдохновению вездесущей Natura naturans.

Что можно было бы смело, беспрепятственно отмести в энтузиазме? Это напыщенность, кичливость, показная серьезность, значимость, остаточная самовлюбленность – все, что может привести к тщеславию и лжи. Это ложная величавость, меркнущая в «воспламененной наигранности». Смех удерживает возвышенную страсть, которой является энтузиазм, от излишества. Он его ограничитель и его имманентный воспитатель. Но и сам смех нуждается в воспитании. Аристотель определял евтрапелию, источник честной шутки, как «воспитанное излишество». В «Упражнениях» Шефтсбери подчеркивает необходимость подавлять hybris смеха, который быстро ведет к «растворению», самодеградации. Точная «внутренняя пропорция» должна устанавливать срединную линию между двумя крайностями, каковыми являются, с одной стороны, разрушительное ничтожество, а с другой – видимая, явная экзальтация. Энтузиазм, воспитанный юмором и находчивостью, – это единственное средство, способное высвободить скрытую гениальность каждого, то, что Шефтсбери называет «внутренней формой», отличающейся своими характерными числовыми параметрами (inward numbers).

Таким образом, мы видим, как мораль англичанина претерпевает изменения, принимая в итоге вид эстетики созидающей «внутренней формы». Делается ли это с целью отгородиться от морали? Нет. Обязанности остаются, от них не отрекаются. При хорошем воспитании, как, например, у Локка, от обязанностей не отказываются. Однако, будучи философом, задумываются об их происхождении, а также о моральной справедливости, соотнесенной с нравами и обстоятельствами. Остается лишь по-человечески, с достоинством прожить свою жизнь, не выходя из рамок данной морали, то есть с тактом, чувством приличия, отзывчивостью, вкусом, участием. То, что Шефтсбери оставляет нам в наследство, – это вера в красоту морали, которая столь сильна у древних греков, убежденность в том, что нравственная или «пристойная» жизнь не должна сводиться к морализму, склеротичной добродетели, механическому конформизму с нормами приличия, излишне абстрагированными от жизни. Добропорядочная жизнь требует спонтанности, которая приходит в результате раздумий, изобретательности, порой даже созидательности, а иногда и некоторой одаренности.

Шефтсбери приглашает моралистов вновь подняться на Парнас, увидеть в морали одну из составляющих искусства, и, наверное, самую прекрасную, потому что это искусство жить.

Перевод с французского В. Ф. Денисова

Размещено в разделах

Психолог о моралистах и ханжестве

С сегодняшним героем рубрики «Психология» психотерапевтом и тренером НЛП Андреем Метельским мы решили обсудить вопросы метафизического толка. Что представляет из себя мораль современных белорусов? Изменилась ли она за последнюю сотню-другую лет? Откуда берется такая высокодуховность в наших гражданах? Кто такие ханжи и что такое табу для людей, выросших в СССР, где «секса не было»? Или все-таки был? Рассуждения минского эксперта читайте в материале Onliner.by.

— Что такое мораль с точки зрения психотерапевта?

— Мораль — это рамки и нормы, навязанные нам обществом. Другими словами, правила игры. Нравственность же — это рамки и нормы, которые каждый устанавливает для себя сам. Вот и вся разница. Высокоморальный человек — это тот, кто стопроцентно соответствует тем рамкам, которые навязаны обществом в конкретный период времени. Поэтому в Древнем Риме высокоморальным был гомосексуалист, у немецких варваров, которые победили Рим, — варвар, а у людоедов — людоед. Все зависит от того общества, которое устанавливает правила игры. Я про себя всегда говорю, что я человек совершенно аморальный, но нравственный.

При этом в тех же моральных нормах, в правилах игры всегда есть запреты — табу. Даже в боях без правил все равно есть определенные правила: нельзя бить ниже пояса и так далее. Табу направлены на выживание человеческого рода. Давайте возьмем самое простое и самое известное табу — инцест. Почему вступать в близкие отношения с родственниками запрещено? Да потому что потомки будут больными, род не выживет. Почему нельзя употреблять маты в повседневной речи? Потому что мат всегда был магическим языком шаманов, вождей, волхвов и использовался при проведении различных обрядов, в заклинаниях.

Каждое общество каким-то образом либо развивается, либо деградирует. С движением общества будет меняться и мораль, то есть правила. Поэтому в какие-то периоды те правила, которые были запретами, табу, могут становиться разрешенными.

— Мы, белорусы, выросшие в СССР, где «секса не было», представляем собой более табуированное общество, чем остальные?

— А я вам скажу, что представления о том, что в СССР «секса не было», — это миф. Я хорошо помню себя в советское время. Не было никаких запретов. Да, это было табуировано на телевидении, в СМИ нельзя было об этом говорить. И правильно: чего трепаться о любви? Но в повседневной жизни все с юных лет знали, что такое секс и как это делается. Да, в газетах об этом не писали и по телевидению не показывали. Ну и что? Секс был. И нормальный секс. Меня, например, исключили из комсомола за то, что мы с секретаршей комсомольской дружины занимались сексом на бархатном знамени.

— Значит, табу (в СМИ, например) идут только на пользу людям?

— Нельзя говорить о пользе или вреде табу. Как и рассуждать о том, хорошо быть моральными или плохо. Это же правила игры. Без них игра просто не состоится. В правилах дорожного движения, например, очень много табу, запретов. Но эти правила вырабатывались годами, они очень многими людьми и происшествиями проверены. За эти правила многие расплатились жизнью. Можно ли говорить, что ПДД — это хорошо или плохо? Это правила, благодаря которым мы остаемся в живых. А можно сказать: «Фу, это же табу, это же нам навязано, давайте нарушать эти правила!» И к чему это приведет? К печальным последствиям.

— То есть правы те читатели и комментаторы, которые с упоением осуждают фотографии девушек в нижнем белье на страницах нашего сайта?

— Подождите, вы путаете мораль и ханжество! Одно дело нравственность, когда я осознанно беру на себя обязательства выполнять правила игры. А другое дело ханжество. Это, кстати, очень интересная вещь. У ханжи, который яро набрасывается на «обнаженку», явно есть какие-то психологические проблемы. У него что-то нездоровое в этом смысле: большие комплексы, проблемы с сексом, с близкими отношениями и прочее. Вместо того чтобы «троллить», сходил бы лучше полечился. А женская красота всегда была женской красотой, и я ничего плохого в этом не вижу. Как ни запрещай, а в школе мальчишки всегда хранят такие фотографии. Смысла запрещать подобные вещи нет.

— В нашей стране больше ханжей, чем в Европе или Америке?

— Ханжество — это психологическое качество, которое не зависит от национальности. В любом обществе есть 1% преступников и 1% душевнобольных. Точно так же, я думаю, и с ханжами. Какой-то процент людей с психологическими комплексами в обществе есть.

И потом, все настолько относительно! Белорусов постоянно ругают за то, что они очень мрачные. Я последние полгода провел в разъездах по Прибалтике. И знаете, что я вам скажу? У нас очень веселые люди, ходят, улыбаются! А вот в Эстонии действительно мрачный народ. Там безнадега.

Как ни странно, белорусы очень моральны. Они осознанно и спокойно соблюдают правила игры. Потому что понимают, что если не принять правила, то игра не состоится.

— А, скажем, сто лет назад белорусская мораль была точно такой же? Или правила изменились?

— Пожалуй, изменились. К примеру, в старину в белорусской деревне мужчины и женщины всегда мылись в бане вместе. Так было принято. Причем это было не эротическим действием, не сексуальным. Хотя европейцы называли это блудом и распущенностью. Ничего подобного! Это было нормально. Зато у нас не было ни одной эпидемии чумы или холеры, которые выкашивали Европу каждые 50 лет, потому что там не мылись никогда. А у нас было принято мыться.

В период христианства начались запреты на «обнаженку», поскольку религия утверждала идею греховности женщины по своей сути. Раз женщина — значит, уже сосуд дьявола. [Смеется. — Прим. Onliner.by.] Отсюда и пошли эти искусственные запреты и ханжество.

Самое главное в вопросе морали — осознанность. Нельзя бездумно следовать правилам, установленным обществом. Общество меняется — и меняются правила. Тупо следовать морали вредно для здоровья. В любом обществе есть элита. Особенность элиты — это мышление большими временными промежутками. То есть человек думает не только одним днем или десятилетием, а на несколько поколений вперед. Осознанность заключается в понимании: если я буду соблюдать определенные моральные нормы, к чему это приведет моих потомков? Что станет с моим родом? Думайте об этом, относитесь ко всему осознанно.

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. [email protected]

Тоталитарный морализм русской интеллигенции: к реакции на юбилей Алексеевой

Удивительным образом с помощью обращения к «Вехам» в 1987-м году готовились новые революционные потрясения. А ведь авторы «Вех» не были даже контрреволюционерами. Они, если так можно выразиться, были антиреволюционерами. Они вовсе не отрицали необходимость прогресса, необходимость изменений. Просто видели другие пути, помимо революционного. А интеллигенция в их понимании должна была заниматься не бездумными призывами (долой! весь мир насилья мы разрушим до основанья!), а постепенной и утомительной работой по развитию права, по народному просвещению и т.д. Вероятно, авторы «Вех» отшатнулись бы от перестроечных деятелей в том же ужасе, в каком они отшатнулись от революционной интеллигенции начала двадцатого века.

Однако сегодня «Вехи» нашей либеральной интеллигенцией вновь забыты, а если кто-нибудь их упомянет, то лишь в негативном контексте. Сегодня либералам вновь нужна революция, их пафос и лексика больше напоминают ленинские, чем «веховские». С одним отличием: сегодня предложить гражданам им нечего, кроме самой бузы и абстрактных реформ, после которых должно почему-то стать лучше, чем до них.

А вот остальным помнить о «Вехах» и перечитывать их совсем не будет лишним. Потому что этот сборник сегодня выглядит актуальней произведений многих современных публицистов.

Вот пишет Семен Людвигович Франк в статье под названием «Этика нигилизма»: «Нравственность, нравственные оценки и нравственные мотивы занимают в душе русского интеллигента совершенно исключительное место. Если можно было бы одним словом охарактеризовать умонастроение нашей интеллигенции, нужно было бы назвать его морализмом. Русский интеллигент не знает никаких абсолютных ценностей, никаких критериев, никакой ориентировки в жизни, кроме морального разграничения людей, поступков, состояний на хорошие и дурные, добрые и злые. У нас нужны особые, настойчивые указания, исключительно громкие призывы, которые для большинства звучат всегда несколько неестественно и аффектированно, чтобы вообще дать почувствовать, что в жизни существуют или по крайней мере мыслимы еще иные ценности и мерила, кроме нравственных, что наряду с добром душе доступны еще идеалы истины, красоты, Божества, которые также могут волновать сердца и вести на подвиги».

А разве сегодня вы найдете какое-либо отличие в умонастроениях нашей интеллигенции, кроме описанного Франком. Есть добро и есть зло. То и другое абсолютно по-голливудски, добро должно зло уничтожить и восторжествовать. Все. Эта черно-белая картина мира, которую нам раз за разом демонстрируют наши творческие работники и властители дум. Никакие факты не заставляют их сомневаться, никакие изыскания им не нужны. Они для себя все давно открыли и установили. Нет ни красоты, которая заставляет их трепетать, ни Божества, которому они могут поклоняться. Все давно открыто, прокрустово ложе изготовлено, пожалте-ка в него ложиться. Одна из самых любимых фраз нашей интеллигенции сегодня: «зачем изобретать велосипед?». Все-де давно уже открыто другими продвинутыми и цивилизованными народами, нам же остается только скопировать как можно точнее и наслаждаться результатом. Да вот беда, народ нашим творцам попался слишком бестолковый и даже такой простой операции ни выполнить не в состоянии, ни даже понять, зачем она нужна.

Советы и Идеи

На сегодняшний день Саша Петров является одним из самых востребованных актеров российского кино. Режиссеры его просто обожают, и постоянно дают различные роли. Все это кажется удивительным когда…

Читать Статью

Тест для сладкоежек, я надеюсь вы не устали от тестов на моём канале? Напишите, пожалуйста, насколько они для вас интересны. Сегодня вновь развлекательный тест, просто для отдыха, он ни к чему вас не…

Читать Статью

Друзья, приглашаю вас протестировать новый тест на внимательность, чтобы снова проверить свои силы и возможности в поиске лишних слов и предметов. Вы уже сгораете от предвкушения? Тогда приступайте!…

ПРОДОЛЖИТЬ ЧТЕНИЕ В ИСТОЧНИКЕ

Турецкий бренд Dahlia Bianca представил нашему вниманию красивую и модную пляжную одежду для женщин всех возрастов. Первый стильный и современный пляжный образ от бренда Dahlia Bianca включает в себя…

ПОДРОБНЕЕ

Был у меня муж, но объелся груш. До этой удивительной истории поймать мужа за хвост мне не удавалось, но подозрений было масса. Но мы же, женщины, какие? Что можно себе объяснить, объясняем, чтобы не…

Подробнее

Ясно как день, что не может быть у Джигурды ребенка по имени Рома или Ира. Да и Нюша не могла назвать дочь банально Верочка. Звездные родители серьёзно подходят к выбору имен своих наследников. Хоть…

Читать Далее

Добрый день, читатели! Вы знаете, что такое коллаген и зачем он нужен в нашем организме? Давайте расскажу, возможно эта информация будет вам полезна. Коллаген — это белок нитевидной формы, который…

ПРОДОЛЖИТЬ ЧТЕНИЕ

В состав гелей для холодного гидрирования входят 2 типа соединений: Компоненты с гипотоническим действием. Это различные экстракты растений. После проникновения в эпидерму провоцируют ее набухание….

Далее

🙂 Мудрая женщина. О ней мечтает каждый зрелый, осознанный мужчина, который уже понял, что милая внешность и сногсшибательная фигура вовсе не равно счастливой совместной жизни. Ими можно любоваться…

Читать Статью

Всемирный день сердца был создан Всемирной федерацией сердца (World Heart Federation, WHF). Всемирный день сердца впервые прошел еще в 2000 году. С тех пор он отмечается ежегодно и является частью…

ДАЛЕЕ

кто такие моралисты — 25 рекомендаций на Babyblog.ru

Мы всюду читаем советы о том, как важно и полезно время от времени устраивать сюрпризы 🎉 своей второй половине. И мы все хорошо осведомлены, что удивлять и радовать мужа полезно для семейного здоровья. А как же дети?

Ведь им по статусу положено жить в мире чудес и волшебства ✨. Но в повседневной суете у родителей не всегда хватает времени для того, чтобы обрадовать, растрогать и восхитить своего малыша. Чаще всего работает удобное правило «Вот тебе подарок, иди, радуйся» 😒.

Но не Лего единым живет трепетная душа вашего крохи. Намного ценнее 💞 оказываются знаки внимания, которые вы сделали своими руками и своей фантазией. Для вашего малыша вы все еще могущественные волшебники, добрые великаны. Не забывайте об этой своей роли в вечной спешке и делах. Устраивайте маленькие магические 🌟 сюрпризы, которые не будут стоить вам ни денег, ни времени, ни больших усилий.

Итак, засучим рукава и раскрасим, как можем, этот краткий миг жизни нашего ребенка — его детство 🐣.

1. Ванна класса люкс 🛀

Все по-взрослому и чуточку по-королевски. Свечи, музыка, шоколадные пенные бомбы, мама в качестве дворецкого с бокалом сока на подносе 🍹. Как вариант — «ресторанный завтрак»: с меню, игрой в клиента и официанта и папой в качестве сотрудника СЭС (санэпидемстанция — прим.ред.), закрывающего вашу «лавочку» из-за кошки на столе 😅.

🔹 Гарантировано: улыбка до ушей, признательность за посвящение во взрослые ритуалы и доброе настроение 😊 на весь день.

2. Ночевка-сюрприз ✨

В тайне от ребенка пригласить его лучшего друга на ночь. Приготовить им смешные футболки, термос какао и оставить в покое для сплетен, шушуканья и дуракаваляния.

🔹 Гарантировано: восторженный визг вашего чада, когда в дверях появится его друг или подружка с пижамой и зубной щеткой в рюкзачке.

3. Ночь игр 😏

Вывесить на дверце холодильника официальное объявление о том, что на территории вашего дома состоится Ночь игр. Не важно, что вы выберете — настольные игры для всей семьи, строительство шалашей из одеял и стульев, охоту на папу 😅, конкурс караоке или показ мод. Главное, что это будет легальное и такое сладостное для ребенка нарушение режима.

🔹 Гарантировано: целебное ощущение близости с родителями, радость от заговорщического взаимопонимания.

4. Постер на двери 🃏

Это может быть афиша единственного «концерта» вашей маленькой рок-звезды 🎶 или балерины, карта с указанием зарытых в вашем малыше достоинств и талантов, а может — дерево, на ветках которого развешаны все настоящие и будущие подвиги вашего чада. Поразить воображение ребенка нетрудно. Главное, убедить его в том, что вы всегда видите его с самой лучшей стороны 💗.

🔹 Гарантировано: эта ненавязчивая поддержка самооценки ребенка запомнится им надолго и будет всплывать в памяти вместе с детской улыбкой, даже когда он окончательно повзрослеет.

5. Записка под подушкой 📝

Нет, не с напоминаниями или списком дел. Пусть это будет смешной стишок, карикатура, трогательное признание в любви или комплимент ☺️.

🔹 Гарантировано: Вместо капризов и утренней хмурости — солнечное настроение и вера в себя 💪.

6. Объявить понедельник Всемирным днем (имя вашего ребенка) 👼

И обязательно вписать его в настенный календарь. В этот день положено чествовать и благодарить знаменитого на весь ваш дом ребенка.

🔹 Гарантировано: милая смущенная мордашка будет светиться гордостью и счастьем.

7. Контрабанда в карманах 🍬

Перед прогулкой или походом в гости незаметно подложить в кармашек ребенка какие-нибудь маленькие пакетики с сухофруктами, крекеры или фруктовую пастилу. И на изумленное восклицание «Мама, у меня в кармане изюм!» невозмутимо ответить: «Как странно… Интересно, как он там очутился?» 😅.

🔹 Гарантировано: радостное хихиканье от того, что удалось разоблачить мамину хитрость.

8. Чудесатые вкусняшки 🍡

Позвать своего малыша помогать вам варить борщ, а вместо этого начать делать что-то необъяснимо заманчивое для любого ребенка: жареный сыр, мини-пиццу, хрустящее нечто, молочный коктейль или фруктовые ледышки.

🔹 Гарантировано: безоговорочное признание вас лучшим поваром на планете и внимание к вашим даже совсем обычным блюдам.

9. Беспричинный пирог 🍰

Или печенье «Без назначения» 🍪, торт «День рождения не сегодня», кекс «Гостей не будет» и тому подобное. Смысл в том, чтобы в этом не было никакого смысла. Просто собраться вместе и умять за обе щеки что-то очень вкусное и не очень полезное 😋.

🔹 Гарантировано: забавная смена эмоций, от подозрения и сомнения до удивления и блаженства сладкоежки.

10. Похищение из школы 😎

И снова «преступное», но такое замечательное нарушение режима. Без предупреждения забрать своего, ничего не подозревающего, ребенка из школы и увезти в неизвестном направлении. Гулять в парке, дурачиться, отправиться в безлюдный парк аттракционов, зайти в детский книжный 📚, усесться на пол и устроить громкие читки, и закончить день в кафе с самой глютеновой плюшкой и порцией горячего шоколада 😊.

🔹 Гарантировано: крепнущие ростки уверенности в том, что мама не надзиратель, трясущий перед носом дневником, а главный союзник, друг и единомышленник.

Возможно, недремлющие моралисты возмутятся и затопают ногами. Но поверьте, заковать детство в тесные оковы «правильности» не значит вырастить сознательного ребенка ☝️. Ведь чем дольше вы будете поддерживать в нем дух мечтателя, фантазера, нарушителя смертельной для творчества рутины, тем смелее, активнее и счастливее будет ваш малыш. И вы вместе с ним 💕.

А какие сюрпризы придумывали вашему малышу вы 🎊? И как вы думаете, чему дети удивляются больше всего?

определение моралиста по The Free Dictionary

«Вы великий моралист, и это факт», — сказал Портос. Окутанные вечным туманом, люди больше любят друг друга; поскольку единственная реальность тогда — это семья, а внутри семьи — сердце; и величайшие мысли исходят из сердца, — так говорит моралист. «Я останавливаюсь, даже с риском утомления, на мельчайших ошибках Джона, его случай так озадачивает моралиста; но мы покончили с ними сейчас, свиток закрыто, у читателя есть худшее из нашего бедного героя, и я оставляю ему самому судить, был ли он или Джон менее достойным.Кольбер был человеком, в котором историк и моралист имеют равные права. «О, моралист! Но вы должны понимать, что есть две женщины; одна настаивает только на своих правах, и эти права — ваша любовь, которую вы не можете дайте ей; а другой жертвует всем ради вас и ни о чем не просит. По существу своей работы Джонсон является наиболее заметным моралистом с определенной целью. привитие добродетели и формирование характера.Ибо в желании выиграть быстро и выиграть много я не вижу ничего гнусного; Я всегда аплодировал мнению некоего мертвого и ушедшего, но самоуверенного моралиста, который отвечал на оправдание, что «всегда можно умеренно играть», сказав, что это только ухудшает положение, поскольку в этом случае прибыль тоже всегда будет умеренным. «Это главное: не беспокойтесь», — сказал языческий моралист. Это было собственное мнение Клэр. Моралист мог бы сказать, что в этот момент его разум должен был быть полон самоупреков за причиненные им страдания.«Я не моралист, но она приличная маленькая женщина. Олигархи верили в их этику, несмотря на то, что биология и эволюция опровергли их; и благодаря их вере в течение трех столетий они могли удерживать остановить могучий поток человеческого прогресса — зрелище, глубокое, грандиозное, загадочное для метафизического моралиста, а для материалиста — причина многих сомнений и пересмотров. общий символ, на который мог указать проповедник и моралист и в котором они могли оживить и воплотить свои образы женской слабости и греховной страсти.

определение моралистов по The Free Dictionary

Его взгляды, показывающие, что он не огорчен, но довольна этим намеком на его положение, она решила продолжить; и, чувствуя в себе право старшинства ума, она осмелилась порекомендовать ему большее количество прозы в его повседневных занятиях; и когда ее попросили уточнить, упомянул такие работы наших лучших моралистов, такие сборники лучших писем, такие воспоминания о достойных и страдающих персонажах, которые приходили ей в голову в тот момент, которые рассчитаны на то, чтобы разбудить и укрепить ум высочайшими заповедями. и сильнейшие образцы моральной и религиозной стойкости.Моралисты будут рады услышать, что я действительно страдал от острых душевных страданий в это время своей жизни. Однако мы не могли бы позволить нашему читателю вообразить, что люди с такими характерами, которых поддерживали Твакум и Сквер, возьмутся за это дело. вид, который был немного осужден некоторыми строгими моралистами, прежде чем они тщательно исследовали его и рассмотрели, было ли это (как выразился Шекспир) «ерундой совести» или нет. позднее происхождение и должно быть прослежено до монахов средневековья: и все же это собрание, хотя и составленное таким образом из басен как более ранних, так и более поздних, чем эпоха Эзопа, по праву носит его имя, потому что он составил такое большое число ( все обрамлены в одну и ту же форму и соответствовали одной и той же моде, и отмечены одними и теми же чертами, изображениями и надписями), чтобы обеспечить себе право считаться отцом греческих басен и основателем этого класса письменности , который с тех пор носит его имя, Он обеспечил ему на протяжении всех последующих веков положение первого из моралистов.С другой стороны, я сравнил исследования древних моралистов с очень высокими и великолепными дворцами, не имеющими лучшего основания, чем песок и грязь: они очень высоко хвалят добродетели и выставляют их выше всего на свете; но они не дают нам адекватного критерия добродетели, и часто то, что они называют таким прекрасным именем, есть всего лишь апатия, или гордость, или отчаяние, или отцеубийство. Американец будет знать, как оценить важность этого мнения в отношении о доме, о котором идет речь, когда ему говорят, что он был написан одним из тех вдохновенных моралистов, глубоких конституционных юристов и гениальных политэкономистов, которые ежедневно учат своих собратьев, как давать практические иллюстрации к предписаниям Библии, как разбираться в болезненных вопросах, возникающих из национального договора, и как управлять своими личными делами таким образом, чтобы избежать зыбучих песков, разрушивших их собственные.«Вы великий моралист, и это факт», — сказал Портос. Окутанные вечным туманом, люди больше любят друг друга; поскольку единственная реальность тогда — это семья, а внутри семьи — сердце; и величайшие мысли исходят из сердца, — так говорит моралист. «Я останавливаюсь, даже с риском утомления, на мельчайших ошибках Джона, его случай так озадачивает моралиста; но мы покончили с ними сейчас, свиток закрыто, у читателя есть худшее из нашего бедного героя, и я оставляю ему самому судить, был ли он или Джон менее достойным.Кольбер был человеком, в котором историк и моралист имеют равные права. «О, моралист! Но вы должны понимать, что есть две женщины; одна настаивает только на своих правах, и эти права — ваша любовь, которую вы не можете дайте ей; а другой жертвует всем ради вас и ни о чем не просит. По существу своей работы Джонсон является наиболее заметным моралистом с определенной целью. привитие добродетели и формирование характера.

Почему вы должны любить / ненавидеть моралистов

Вы знаете тип. Всегда быстро обвиняют вас в вашем моральном самоуспокоении. Всегда справедливо возмущаюсь своими моральными недостатками. Всегда стремитесь подчеркнуть их достоинства и свои недостатки. Я, конечно, говорю о моралистах. Самозваные стражи нравственного порядка. Люди, которые презирают всех нас.

Если вы хоть немного похожи на меня, вы не любите моралистов. Вы найдете их навязчивыми, властными и надоедливыми. Вы склонны игнорировать их или высмеивать.Может, не в лицо. Может быть, вы подождете, пока они не окажутся вне пределов слышимости. Но как только они появятся, вы шепнете своим друзьям: «Кто она такая?» «Она должна заниматься своими делами!».

Я хорошо знаю это отношение. Иногда мне кажется, что я провожу всю свою жизнь в окружении моралистов. Это профессиональная опасность — их полно на факультетах. Но почему они мне так не нравятся? Почему они меня так отталкивают? Философы пытались ответить на эти вопросы, и оказалось, что многие из них разделяют мой дискомфорт.Они приукрашивают это в форме аргументированной критики. Они утверждают, что моралисты деградируют и подрывают систему морали: они способствуют созданию атмосферы моральной нетерпимости и помогают начать моральную гонку вооружений.

Я нахожу эти аргументы обнадеживающими. Они убеждают меня в том, что я прав, будучи скептиком в моральном плане и сдержанным. Но это тоже вызывает у меня подозрения. Когда я исследую глубины своего презрения к моралистам, я беспокоюсь, что его истинное происхождение лежит в том факте, что я считаю моралисты часто правыми — что часто их моральная критика оказывается правильной.Я хочу объяснить, почему я так думаю, в дальнейшем.

1. Что такое морализм? Что такое моралист?
Давайте начнем с выяснения того, кто на самом деле моралист. У философов есть особый взгляд на это. Они не рассматривают моралистов как людей, которые исключительно чувствительны к моральным нормам и которые охотно выявляют и контролируют наши моральные недостатки. Они также не рассматривают моралистов как людей, которые используют регрессивные или неправильные моральные убеждения для критики других. Католические священники могут быть очень заинтересованы в том, чтобы контролировать границы нашей частной сексуальной жизни, но проблема в том, что они поступают так, не в том, что они моралисты (хотя они тоже могут быть такими).Проблема в том, что у них неправильные моральные убеждения и они используют их для критики других (если вы стойкий традиционный католик, вы не примете этого — подробнее об этой проблеме позже).

Порок морализма в другом. Об этом пишет Альфред Арчер в своей статье «Проблема морализма». По мнению Арчера, уникальность моралистов заключается не в том, что они совершенно неправильно понимают мораль, а, скорее, в том, что они почти понимают ее. Их моральный компас просто слегка неверно откалиброван, и именно этот просчет наносит весь ущерб.Моралист использует свою «почти правильную» мораль для чрезмерной и необоснованной моральной критики по отношению к другим. Как указывает Арчер, моралисты обычно делают четыре отчетливых ошибки:

Тип 1 : Моралист требует, чтобы другие совершали чрезмерные действия, а не только обязательные действия. Обязательные действия — это те действия, которые вы морально обязаны совершить. Совершенно уместно, чтобы кто-то потребовал их выполнения.Сверхнадзорные действия выходят за рамки морального долга. Они морально хороши (возможно, очень хороши), но не обязательны. Моралист склонен смешивать эти два понятия и требовать, чтобы мы все вышли за рамки служебного долга. Примером может служить моралист, требующий от вас героического самопожертвования ради спасения жизней других. Хотя большинство людей согласятся, что героическое самопожертвование достойно моральной похвалы, немногие будут утверждать, что оно обязательно.

Тип 2 : Моралист требует, чтобы другие участвовали в определенных действиях, безразличных или нейтральных с моральной точки зрения.Другими словами, моралист говорит нам, что мы должны выбирать между различными действиями, не имеющими положительной или отрицательной моральной ценности. Примером может служить моралист, утверждающий, что у вас есть моральное обязательство съесть определенный вкус мороженого или посмотреть конкретный фильм, хотя на самом деле не имеет значения, какой вкус вы едите или фильм вы видите.

Тип 3 : Моралист обвиняет других в совершении аморальных поступков, для которых у них есть законное моральное оправдание. Примером может служить моралист, обвиняющий кого-то в нарушении обещания встретиться с ним в определенном месте, когда у этого человека было серьезное заболевание, из-за которого он не мог это сделать.

Тип 4 : Моралист чрезмерно обвиняет других в незначительных нарушениях нравственности. Примером может служить моралист, утверждающий, что кого-то следует приговорить к длительному тюремному заключению (или другому суровому наказанию) за прогулку по улице или что кого-то следует подвергнуть остракизму и игнорировать за опоздание на встречу на пять минут.

Опять же, в каждом из этих случаев интересно не то, что моралист совершенно неправильно понимает мораль. У них, грубо говоря, правильное представление о том, что хорошо, а что плохо.Проблема в том, что они слишком остро реагируют и чрезмерно требуют.

Следует также отметить, что данная типология морализма фокусируется на негативе, то есть на моральной критике и моральных требованиях. Возможно — и Арчер это признает, — что моралист тоже ошибся с положительной стороной. Так, например, моралист может слишком быстро дать моральную похвалу действию. Но даже при том, что эта положительная форма морализма мыслима, именно отрицательная форма, вероятно, более распространена и более утомительна.Теперь нам нужно выяснить, почему это так.

2. Как моралисты подрывают мораль
Главный аргумент против морализма состоит в том, что он разъедает и подрывает мораль. Другими словами, моралисты оказывают извращенное влияние на то, чем они, кажется, дорожат больше всего. И снова Арчер представляет хорошую версию этого аргумента в своей статье «Проблема морализма». Аргумент начинается с сосредоточения внимания на ценности законной моральной критики , а затем приходит к выводу, что моралисты склонны подрывать это своей чрезмерной моральной критикой.В общих чертах аргумент работает следующим образом:

• (1) Законная моральная критика имеет социальную ценность.

• (2) Моралисты склонны подрывать силу и значимость законного морального критицизма.

• (3) Следовательно, моралисты склонны подрывать то, что является социально ценным.

Предпосылка (1) должна основываться на здравом смысле. Моральные нормы важны. Если мы все будем следовать моральному кодексу (и , если этот моральный кодекс верен), общество выиграет.Если некоторые люди (или некоторые учреждения и т. Д.) Не справляются с этим, будет хорошо, если мы сможем выделить их и раскритиковать за их недостатки. Законная моральная критика такого рода позволяет нам выявлять моральные несправедливости и мотивировать моральные реформы. Многие из великих движений за социальную справедливость прошлого (против рабства; реформа гражданских прав; антиколониализм; права женщин и т. Д.) Основывались на законной моральной критике. Это то, что придает им энергию и настойчивость. Если бы люди не обращали внимания на законную моральную критику или имели тенденцию игнорировать или игнорировать ее, эти движения были бы лишены жизненно важного ресурса.То же верно и в гораздо меньшем масштабе. Моральная критика, если все сделано правильно, имеет реальную остроту: она может побудить кого-то переосмыслить то, что они делают, и изменить свое поведение к лучшему. Но если он потеряет эту укус, эта личная реформа станет более трудной (я не скажу «невозможно», потому что, по-видимому, есть другие рычаги, которые можно использовать, чтобы изменить чье-то поведение к лучшему).

Предпосылка (2) — это суть дела против моралиста. Фактически, это доказательство классического аргумента «мальчик, который плачет, волк».Если моралисты постоянно слишком остро реагируют и чрезмерно требуют, то они лишают силы законной моральной критики. Если все становится морально обязательным, то с таким же успехом можно сказать, что ничего не является морально обязательным; если незначительные нарушения приводят к чрезмерному обвинению, то весьма вероятно, что люди потеряют чувствительность к соразмерному обвинению. Сигнал теряется в шуме, и люди, которым адресована критика, накапливают негодование и в конечном итоге начинают игнорировать все формы моральной критики.

В своей статье «Моральное противостояние» Джастин Този и Брэндон Вармке идут немного дальше и утверждают, что морализм (они не используют это слово, но я думаю, что они говорят об одном и том же базовом явлении) оказывает ядовитое воздействие на наши публичный моральный дискурс. Если один человек или группа подвергаются чрезмерной моральной критике в отношении другого, другой обычно отвечает тем же. Противная сторона не просто совершила ошибку или что-то не так, она совершила полностью, очевидно коррумпированную и несправедливую ошибку.Это моральный рак, который необходимо искоренить. Конечным результатом, по мнению Този и Вармке, является усиление поляризации в публичной сфере и усиление цинизма в отношении моральных разговоров. Как они выразились:

Рост [моральной критики] способствует групповой поляризации, когда люди начинают придерживаться более крайних взглядов после обсуждения с другими, вместо того, чтобы двигаться к умеренному консенсусу. Результатом моральной гонки вооружений является то, что люди будут склонны принимать крайние и неправдоподобные взгляды и отказываться слушать другую сторону … Еще одно последствие публичного выступления — то, что многие люди перестают серьезно относиться к разговорам о морали.Они начинают цинично относиться к моральным заявлениям, которые слышат в публичных выступлениях, потому что подозревают, что говорящий просто пытается показать, что его сердце находится в правильном месте, вместо того, чтобы помочь другим понять, что мы должны делать или во что верить.

(Този и Вармке, 2017)

Я подозреваю, что это одна из причин, почему меня часто раздражают моралисты. Я сомневаюсь в их искренности. Я сомневаюсь, что они применяют одни и те же моральные стандарты к своему собственному поведению, и подозреваю, что они просто демонстрируют своего рода добродетель (примечание: Този и Вармке также сопротивляются использованию этого термина в своей статье, но я думаю, что это уместно).

Если предпосылки (1) и (2) убедительны, то следует вывод. Моралисты представляют собой проблему, потому что они подрывают ценность законной моральной критики. Арчер продолжает в своем анализе утверждать, что эта критика все еще применима, если вы считаете, что мораль весьма требовательна (как это делают некоторые теоретики морали), потому что даже если мораль требует требований, все равно будет какое-то различие между сверхогаторными и обязательными актами, некоторые различие между обязательными действиями и морально нейтральными или индифферентными действиями, некоторые законные оправдания моральных недостатков и некоторое чувство соразмерности моральной вины.Так что, по крайней мере для него, моралисты всегда являются проблемой, независимо от того, какой концепции морали вы придерживаетесь.

3. В защиту моралистов
Это дело против моралистов. Как я уже сказал, я нахожу это обнадеживающим, потому что это подтверждает правильность моего надоедливого отношения к ним. И, честно говоря, я считаю, что некоторые из опасений, высказанных критиками, — подрывающих законные моральные устои и разжигания негодования и поляризации — являются обоснованными и заслуживают серьезного отношения.Но меня также беспокоит любой аргумент, подтверждающий мои предубеждения и предубеждения. Это побуждает меня глубже исследовать и рассмотреть альтернативные объяснения моей позиции. Может быть, проблема не в том, что моралисты ошибаются, а в том, что я сам ошибаюсь? Может, дело против моралистов несправедливо?

Позвольте мне начать с небольшой критики аргумента. Меня беспокоит, что есть что-то слегка парадоксальное в критике моралистов в вышеуказанных терминах. По сути, предыдущий аргумент подчеркивает моральный недостаток (Арчер называет это «пороком») моралистов.Критиковать их за этот моральный недостаток, по крайней мере, несколько иронично: вы морально критикуете тех, кто занимается моральной критикой. По общему признанию, есть легкий выход из этого «слабого» парадокса. Вы можете просто сказать, что ваша моральная критика моралиста законна. Но это, пожалуй, слишком просто, и это само по себе является проблемой, если морализированный дискурс сам по себе может быть ядовитым. Это то, на что указывают Този и Вармке в своей статье, и это одна из причин, почему они отговаривают людей использовать свои аргументы для критики других.Вместо этого они побуждают людей использовать этот аргумент, чтобы поразмыслить над своим поведением.

Эта незначительная критика указывает путь к более глубокой критике, которая, как мне кажется, является источником моей двойственности в отношении аргументации в целом. Аргумент предполагает, что мы можем легко идентифицировать моралистов, т.е. что мы можем сказать, кто занимается чрезмерной моральной критикой. Но можем ли мы на самом деле? Я, конечно, беспокоюсь о своей способности сделать это. Если я не предполагаю свою собственную моральную непогрешимость, вполне возможно, что я ошибаюсь.Вместо того, чтобы моралист был чрезмерно активным, может быть, это я недостаточно реагирую?

Это беспокойство становится еще более серьезным, когда мы размышляем о том, как обычно происходит моральная реформа. Рассмотрим еще раз четыре примера моралистических эксцессов, приведенных Арчером (смешение супергаторий с обязательным и т. Д.). И рассмотрите все великие движения за моральные реформы прошлого (движение против рабства, движение за права женщин и т. Д.). Разве не так, что большинство этих реформаторских движений изначально воспринималось как чрезмерно критичные к морали? И разве они не сработали, потому что шокировали большинство своим моральным самодовольством? Эти движения указывали на то, что то, что большинство считало безразличным или нейтральным с моральной точки зрения, на самом деле было морально обязательным; что то, что они считали законным оправданием, на самом деле было совсем не так; и что то, что считалось незначительным нарушением или неудобством, на самом деле было серьезной моральной ошибкой.

Я беспокоюсь, что именно поэтому мне моралистов надоедать. Это не значит, что я считаю их неправильными или чрезмерными. Дело в том, что я думаю, что они могут быть правы, и что я просто сопротивляюсь неудобным изменениям. Я считаю, что это особенно верно, когда я встречаю так называемых «моральных святых» этого мира, то есть людей, которые посвящают свою жизнь тому, чтобы делать как можно больше добра. Книга Ларисы Макфаркуар « Stranger’s Drowning » наполнена убедительными портретами таких людей, самоотверженно посвящающих себя улучшению жизни других.В известном философском эссе Сьюзен Вольф однажды утверждала, что такие моральные святые должны жить бедной жизнью, потому что, посвятив себя добру, у них нет времени на обычные гуманистические удовольствия. Но я думаю, что святые нравственности также показывают нам, что возможно для таких существ, как мы. Они показывают нам, что то, что мы считаем чрезмерно требовательным (возможно, даже невозможным), на самом деле достижимо.

Отчетливо политическая нормативность в политическом реализме: непривлекательный или избыточный

В одном из своих аргументов против явно политической нормативности, выходящей за рамки строгого семантического прочтения, лидер Мейнард и Уорснип указывают на различие между оценочным и нормативным .Они признают, что политические добродетели отличаются от моральных добродетелей, «если мы истолковываем« политические добродетели »как включающие в себя широкие навыки, которые делают кого-то инструментально эффективным политическим деятелем», например «эффективно добиваться результатов, убеждать других, посредничать в компромиссах и в целом. продвигать свою политическую повестку дня »(Leader Maynard and Worsnip 2018: 778). Однако эти добродетели не являются нормативными как таковые, утверждают они, а скорее оценочными : они устанавливают «черты, которые делают людей хорошими в определенной деятельности, но это не (без дополнительных нормативных утверждений) не означает, что они должны участвовать в определенной деятельности». активности »(Leader Maynard and Worsnip 2018: 779).

Основная мысль о том, что есть разница между, скажем, хорошей игрой в теннис и тем, что играть в теннис — это хорошо, конечно, разумна. Но вывод лидера Мэйнарда и Уорснипа выходит далеко за рамки того, что мотивировано этим различием. Хотя политические добродетели могут быть инструментально эффективными, «наличие у нас причин для выполнения инструментально эффективных действий паразитирует на том, что у нас есть причины для достижения целей, которым служат эти действия; инструментальная нормативность — это прежде всего вопрос передачи причин, так сказать, от целей к средствам, а не создания причин ex nihilo »(Leader Maynard and Worsnip 2018: 779).И хотя к политическому деятелю предъявляется множество нормативных требований, таких как поддержание порядка, которые требуют использования неморальных навыков,

повеление применять эти неморальные навыки по-прежнему является моральным, производным от морального требования достичь цели. Без какого-либо такого морального требования для достижения цели не существует нормативного требования любого вида (кроме личных интересов) использовать неморальные навыки (Leader Maynard and Worsnip 2018: 779).

Итак, нет ничего проблематичного как такового в интерпретации инструментальной нормативности в терминах передачи причин. В главе об инструментальных причинах в Oxford Handbook of Reasons and Normativity , на которую ссылаются Лидер Мейнард и Уорснип, Нико Колодный формулирует инструментальную нормативность таким образом в условных терминах:

Если у кого-то есть причина преследовать цель… и если действие на самом деле… средство для достижения этой цели… то это само по себе является причиной для того, чтобы человек использовал средства (Колодный 2018: 731-2).

Как поясняет Колодный в сноске, эта формулировка намеренно не зависит от того, что составляет основания для целей. Это мудрая стратегия, когда, как в случае с Колодным, речь идет о природе отношений между средствами и целями. Однако в нашем настоящем случае основной проблемой являются потенциально различные способы, которыми что-то может составлять причину (и ее многочисленные родственники, например, ценности и нормы). Следовательно, неудовлетворительно, когда без дальнейших аргументов лидер Мэйнард и Уорснип просто предполагают, что такое обоснование может быть только моральным.

Фактически, одним из основных кандидатов является мысль о том, что быть средством для достижения цели — это то, что является причиной. ^{Footnote 4} Если завершение нью-йоркского марафона — это конец Евы, у нее есть причина регулярно надевать кроссовки. В самом деле, возможно, наиболее распространенный способ понимания концепции инструментальной нормативности заключается в этих относительных терминах.

R является инструментальной причиной для S, если (a) S имеет конец M и (b) R является средством для выполнения M. ^{Сноска 5}

Таким образом, инструментальные причины понимаются как составленные подобными желаниям отношениями человека: цели, цели, проекты и тому подобное. В аналогичном ключе и в большей степени в соответствии с коллективным политическим предприятием мы можем говорить о целях и задачах определенной практики или роли. ^{Footnote 6} Быть солдатом или футболистом означает, что существуют определенные нормы, ценности или добродетели, обусловленные целями или задачами, определяющими солдатское мастерство или футбол.Джон Брум так характеризует это понятие нормативности:

[В] одном смысле «нормативный» просто означает отношение к нормам, правилам или правильности. Любой источник требований в этом смысле нормативен. Например, католицизм. Католицизм требует воздерживаться от мяса по пятницам. Это правило, и согласно католицизму неправильно есть мясо по пятницам. Итак, католицизм в этом смысле нормативен (Broome 2007: 162).

Для инструментальных норм в этом смысле все, что нам нужно, — это некая практика, в которой нормы определяются ее целями, целями или другими ограничениями.Эта интерпретация открывает возможное толкование утверждения об отличимости: понимание политической нормативности как инструментальной нормативности (в этом втором смысле), где нормы политики определяются целями, задачами и ограничениями деятельности. Быть политической нормой / ценностью / разумом / добродетелью тогда становится вопросом того, является ли норма / ценность / разум / добродетель подходящим средством для достижения цели (целей) политики.

Нам кажется, что многие претензии реалистов прекрасно согласуются с этим инструментальным пониманием политической нормативности.Поскольку стандарты инструментального прочтения задаются конечными целями и ограничениями практики, они идеально соответствуют одной из определяющих черт политического реализма: политическая сфера имеет свои собственные нормы и ценности, источники которых могут быть только обнаруживается внутри политики, а не «снаружи» в некоторых дополитических ценностях (Bellamy 2010; Galston 2010; Philp 2010; Sleat 2010; Williams 2005). Более того, не только соответствующие ценности находятся в политической сфере, а не за ее пределами, политика также является отдельной сферой со своими собственными оценочными стандартами (Росси 2013: 559).По словам Слита, реалист стремится узаконить политический порядок на основе «оправдывающих ресурсов, которые являются внутренними по отношению к политике, без ссылки на моральные ценности», а не на основе «нормативных ценностей, которые являются внешними по отношению к политической сфере и считаются имеющими предшествующую власть над ней. , »Как это (предположительно) делается в рамках господствующей либеральной теории (Sleat 2014: 317). Следовательно, для теоретизирования политических принципов не требуется никаких источников нормативности, внешних по отношению к политической практике (Jubb and Rossi 2015a).

Это указывает на то, что инструментальное чтение совместимо с многими реалистическими описаниями политических ценностей и норм в абстрактном виде. Однако реалистические характеристики того, как определяются политические нормы и ценности, также дают более позитивные признаки инструментального прочтения, выходящего за рамки простой совместимости. Здесь оба конца и ограничения играют центральную роль.

Позитивное понимание реалистами политических ценностей и норм обычно относится к цели, задаче или задаче политики.Действительно, Уильямс назвал первым политическим вопросом «обеспечение порядка, защиты, безопасности, доверия и условий сотрудничества»; это «во-первых, потому что решение — это условие решения, а точнее, постановки любых других» (Williams 2005: 3). Сильный упор на порядок и стабильность в конце политики проходит как общая нить через реалистические писания (см. Galston 2010, 408; Jubb 2015a: 921, 2016: 97; Sleat 2016c: 255). Более того, политические нормы и ценности считаются оправданными с помощью ряда ключевых характеристик политической реальности.Эти особенности, часто называемые «конститутивными чертами» или «общими условиями» политики (Sleat 2016a, 2016c, 2018), включают такие условия, как глубокие разногласия и конфликт интересов (Jubb 2015b: 679), принуждение и т. Д. авторитет и монополия организованного насилия (Jubb 2015a: 919; Sleat 2016c: 255). Кроме того, необходимость борьбы за власть часто воспринимается как имеющая нормативное значение для политических норм. По словам Джона Хортона, «получение и сохранение политической власти являются неотъемлемой частью политики при любых обстоятельствах» (Horton 2010: 435; см. Также Sleat 2013: 57).Эти аспекты необходимы для политики, утверждают реалисты, и поэтому «должны приниматься как данность или фиксированные точки в любой философии политики» (Sleat 2016c: 254–55).

В общем, апелляция реалистов к обоим концам политики и ее необходимым ограничениям в сочетании с их настойчивым требованием к политике, имеющей собственный независимый источник нормативности, вместе составляет веские доводы в пользу интерпретации политической нормативности в инструментальных терминах. Политическая нормативность тогда становится сопоставимой с другими нормами и ценностями, которые играют важную роль, такими как нормы, действительные для бегуна-марафонца, который должен регулярно практиковаться, для компьютерного программиста, чтобы проверить свой код, чтобы избежать ошибок, для солдата, чтобы следовать приказам своего начальства, и чтобы сотрудник банка носил на работе галстук.Если мы не хотим участвовать в этих мероприятиях, мы обычно (но не всегда) можем отказаться от участия, и тогда эти нормы больше не действуют на нас. Но пока мы участвуем, у них есть власть.

Напротив, моральная нормативность обычно рассматривается как неинструментальная: моральные нормы применимы к нам в силу того, что мы являемся личностями и, следовательно, моральными агентами, и как таковые они категоричны (Kant 1785) и обладают неизменным авторитетом, «что является абсолютным, не зависящим от какого-либо желания, предпочтения, политики или выбора »(Mackie 1977: 33).Мы не можем, как в случае с марафонцем или банковским служащим, избежать обязательных моральных норм в силу того, что больше не бегаем или бросаем свою работу. Согласно этой доминирующей концепции моральная нормативность парадигматически не является инструментальной. ^{Footnote 8}

Учитывая неинструментальную природу морали, кажется, что если политические нормы, таким образом, являются инструментами, у нас есть хороший аргумент не только в том, чтобы « постулировать дихотомию между сферой человеческой деятельности, которая надлежащим образом регулируется мораль … и область политики, которая требует отдельных норм »(Росси и Слит 2014: 692; курсив), но на самом деле оправдывает « дихотомию политика / этика »(Росси и Слит 2014: 692), таким образом выходя далеко за рамки простая семантическая отчетливость, присущая большинству — если не всем — теоретикам.Учитывая постоянную неспособность реалистов получить какое-либо точное представление об отличимости от земли, вместе с их постоянным упором на существование важного понятия, кажется, что наконец-то появилась соломинка, которую нужно понять: политическая нормативность как инструментальная нормативность. Значит ли это, что миссия реалистов выполнена?

Что ж, в том смысле, что мы, кажется, нашли точку зрения, которая имеет глубокие последствия для того, как оправдать политические ценности и принципы, кажется, что ответ — да.Если у нас есть инструментальная причина для X, вопрос о том, следует ли нам с моральной точки зрения X, кажется полностью ортогональным. Следовательно, для теоретического обоснования политических норм рассмотрение чего-либо другого, кроме цели (целей) политической области и ее конститутивных ограничений, действительно, кажется, искажает вопрос. Здесь, по-видимому, следить за политическим мячом означает не отвлекаться на моральные нормы и ценности, если, конечно, они не соответствуют целям и ограничениям политики. В этом смысле моральное поведение в политике становится аналогом морального поведения в бизнесе по некоторым печально известным утверждениям: если моральное поведение полезно для бизнеса, то компания должна действовать морально.Но если это не так, тогда нет причины — более того, даже противоположной причины — действовать в соответствии с моралью.

Но, как мы упоминали в начале статьи, здесь есть по крайней мере три взаимосвязанных важных вопроса: вопрос о том, что мы подразумеваем под «отличным»; вопрос о том, отлична ли политика от морали в этом смысле; и вопрос о том, какими будут последствия для политической теории, если на второй вопрос будет дан положительный ответ. Так что просто ответить на первый и последний из этих трех вопросов не получится.Остается ключевой вопрос: следует ли рассматривать политическую нормативность как инструментальную. И мы полагаем, что это чрезвычайно веские аргументы в пользу отрицательного ответа: политическая нормативность как инструментальная нормативность — непривлекательный вариант, который не может приспособиться к по существу спорному характеру границ и содержания политики.

Политические нормы (прямо) и ценности (косвенно) направлены на определение того, как мы должны регулировать политическую сферу.Это включает в себя ответы на такие вопросы, как законность осуществления политической власти, что составляет справедливое общество, а также на множество связанных нормативных вопросов. Это может включать теоретическое обоснование объема этой области, например, включает ли она внутреннее общество или мы говорим о глобальном государстве. И это может включать вопросы осуществимости, реализации и ввода в действие. Однако все без исключения существенные спецификации могут вызывать возражения и альтернативные точки зрения.Политика в этом смысле является по существу спорной нормативной областью, как с точки зрения ее границ, так и содержания.

Это имеет два следствия, которые говорят против инструментальной интерпретации политической нормативности. Во-первых, это влечет за собой, что любая попытка четко обозначить набор целей и ограничений для политической области лишена какой-либо «превосходящей силы» над альтернативными точками зрения. Для практик, регулируемых инструментальными нормами, таких как шахматы, совершенно справедливо сделать вывод, что если кто-то двигает ладью по диагонали, он просто не играет в шахматы.Однако вы не можете аналогичным образом отвергнуть альтернативную версию, которая, например, утверждает, что цель политики состоит в том, чтобы найти справедливые правила для общества, ограниченного ничем иным, кроме того, что лежит в сфере эмпирически возможного, на том основании, что оно не может быть политическим, потому что противоречит определению политики как «сферы борьбы между человеческими волями, борющимися за власть или влияние, чтобы определить, какое решение будет принято» (Sleat 2013: 57). Границы политики, по сути, оспариваются, и, таким образом, в отличие от инструментальной нормативности, все альтернативные концепции находятся в паре, живя и умирая только в отношении аргументов, которые могут быть приведены для них, а не в отношении предварительно теоретически установленной границы ( подробнее см. Erman and Möller 2018: 532).

Во-вторых, и что еще более важно, точно так же, как ограничения политической области по существу оспариваются, так же и вопрос о том, какие соображения говорят в пользу набора политических норм. В игре Cheat блефовать по поводу содержания ваших карт не только разрешено, но, как правило, обязательно для получения сдачи для победы. Утверждение, что блеф не является действительной нормой мошенничества, поскольку правдивость является морально обязательной, просто не имеет силы в контексте игры. Однако в контексте политики это спорный и открытый вопрос, когда и в какой степени моральное соображение имеет политическую силу.

Действительно, неинструментальные идеи о политическом субъекте, например, как автономный , свободный и равняется , не только могут, но практически без исключения действительно играть оправдывающую роль в политических нормах. Это верно не только в отношении основных либеральных взглядов, но также — на практике, если не абстрактно — в отношении многих, если не всех, реалистов. Что касается политической легитимности, например, реалисты обычно выступают за ряд условий, которые явно не кажутся оправданными только инструментальными причинами, поскольку некоторые виды соглашений исключены: для того, чтобы политический порядок был легитимным, необходимо соглашение (Horton 2010) или добровольное согласие (Bellamy 2010) должно восприниматься как свободное (Newey 2010) и, следовательно, не может полагаться на слишком тиранические средства (Horton 2010), быть принудительным (Williams 2005) или быть результатом полного обмана. (Хортон 2010).Действительно, некоторые реалисты также апеллируют к основным правам человека в политической сфере (Galston 2010).

В общем, мы принимаем конструкцию политической нормативности как инструмент, который обходится неприемлемой ценой как внутри — для реалистов — так и для теоретических дебатов как таковых. Для реалистов это сделало бы их неспособными оправдать те счета, к которым они стремятся. Что касается дискуссии как таковой, реалистам пришлось бы заявить, что конкурирующие теории, использующие нормы, которые не могут быть сведены к инструментальным нормам в отношении (конкретного понимания) целей и ограничений политики, просто меняют предмет, а не занимаются нормативной политической теорией. . ^{Footnote 9}

Реформаторы Америки до гражданской войны (Американский момент): Минц, Стивен: 9780801850813: Amazon.com: Книги

За десятилетия до Гражданской войны были отмечены первые в истории светские попытки переделать общество с помощью реформ. Реформаторы развернули беспрецедентные кампании по реформированию преступников и проституток, чтобы обучать глухих и слепых, гарантировать права женщин и отменить рабство. Наши современные системы бесплатных государственных школ, тюрем и больниц для психически больных — все это наследие этой эпохи. Моралисты и модернизаторы рассказывает увлекательную историю первой эпохи реформ в Америке, сочетая резкие портреты ведущих реформаторов и движений с проницательным анализом религии, политики и общества.

Аргументируя, что реформаторский импульс возник из особого сочетания страха и надежды той эпохи, Стивен Минц показывает, что реформа возникла не только из-за страха перед социальным беспорядком, фрагментации семьи и расширения классового разделения, но и из миллениалистского чувства возможности, укоренившегося. в новых религиозных и философских идеях.Затем он исследует три различных ответа на насущные социальные проблемы Америки до Гражданской войны. Моральная реформа была направлена ​​на создание христианского морального порядка с использованием морального убеждения. Социальная реформа боролась с бедностью, преступностью и невежеством с помощью новых институтов, предлагающих неавторитарные формы социального контроля. Радикальная реформа была направлена ​​на возрождение американского общества путем устранения основных источников неравенства, таких как рабство, расовая и сексуальная дискриминация. В эпилоге Минц помещает довоенную реформу в более широкий контекст либеральной традиции Америки.

Минц заключает, что реформаторы Америки до Гражданской войны были одновременно моральными критиками и культурными модернизаторами. Как представители отчетливо современного набора ценностей, реформаторы напали на устаревшие обычаи, сгладили переход от доиндустриального к индустриальному порядку и разработали современные бюрократические системы уголовного правосудия, государственного образования и социального обеспечения. «Моралисты и модернизаторы» — первая за двадцать лет всеобъемлющая довоенная реформа, появившаяся за последние двадцать лет. Это богатая и полезная работа по синтезу и интерпретации, основанная на самых последних исторических исследованиях.

«Эта книга показывает золотую середину между теми, кто рассматривает реформу как форму классового социального контроля, и теми, кто подчеркивает доброжелательные намерения реформаторов. В ней подчеркивается двойственность довоенной реформы, которая сочетала импульсы к социальному и моральному подъему с импульсами. навязывать новые кодексы личного поведения, формировать характер и строить новые институты общественного контроля ». — из Моралисты и модернизаторы

Профиль типа риска моралистов

Люди моралистического типа — люди вдумчивые, расчетливые и осторожные. Их мышление одновременно аналитическое и творческое. Они склонны анализировать любую ситуацию, как благоприятную, так и неблагоприятную, хотя они уделяют больше внимания и придают большее значение неблагоприятным событиям.

Решения о принятии рисков. Столкнувшись с неопределенностью и необходимостью принять рискованное решение, они воображают некую универсальную силу, которая управляет ходом событий. Они пытаются понять законы или намерения этой силы и действовать так, чтобы соответствовать им.

Моралисты часто бывают застенчивыми, чувствительными людьми. У некоторых из них проблемы со связью. Их сильное чувство самоуважения и достоинства объясняет их застенчивость, хотя скромность не является единственная причина для этого. Это также возникает из-за страха, что, если они будут вести себя неуклюже, они потеряют уважение других. Таким образом, их застенчивость — оборотная сторона их гордости.

Характер моралистов защищает их от множества поражений , но также преграждает им путь к большему успеху.Их страх поражения оказывается сильнее их стремления к победе. Как следствие, им мешают полностью реализовать свои способности и препятствуют их продвижению по жизни. В общем, они больше ценят гармонию в своей душе, чем жизненные удобства. Они постоянно работают над созданием, поддержанием и совершенствованием порядка в своем восприятии жизни, стараясь избегать внутренних конфликтов с собой. Людей этого типа часто привлекают религиозные и моральные доктрины, которые предлагают им вид устойчивого внешнего мира и духовного спокойствия.Точно так же они ищут людей, придерживающихся тех же взглядов. Искусство и литература проявляют больше эмоциональное влияние на них, чем сама жизнь. Часто красота значит для них больше, чем материальные блага. Их предпочтения в фильмах или телепрограммах склонны к серьезным психологическим драмам.

Моралисты склонны к самоанализу со склонностью к заниженной самооценке. Они сомневаются в своих способностях и возможностях. Они не доверяют своей интуиции и интеллекту кажется их сильной стороной; тем не менее, поскольку они склонны во всем сомневаться, они также не доверяют этому.Эта сомнительность приводит не только к снижению уровня ожиданий, но и к уменьшению творческий потенциал и драйв. Иногда они склонны к бесполезной самокритике из-за несоответствия между их большими потенциальными возможностями и относительно скромным успехом в жизни. они достигают.

На рабочем месте Моралисты необычайно аккуратны, трудолюбивы и постоянно стремятся к совершенству.Их привычка к повторной самопроверке замедляет прогресс в работе, что они считают признаком их слабых способностей. Из-за неуверенности в себе они часто спрашивают совета у людей, которые вряд ли более компетентны или знают что-то лучше. Моралисты часто таким внешним «советникам» доверяют больше, чем себе, и позволяют им руководить, теряя, таким образом, собственную инициативу. Из-за этой неуверенности и низкой самооценки моралисты, как правило, испытывают трудности. каждый раз им приходится браться за новую задачу.Иногда это вынуждает их отказываться от дополнительных обязанностей и от более престижной и высокооплачиваемой работы. Боятся, что не смогут справиться с новой задачей заставит других людей меньше думать о них и, что более важно, снизить свою ценность в собственных глазах. Но как только они берутся за работу, у них получается лучше, чем они ожидали.

В своих отношениях с другими моралисты внимательны, добросердечны и услужливы, но склонны держать людей на расстоянии вытянутой руки.У них мало по-настоящему близких друзей. Мужчины и женщины этого Типа вступает в интимные отношения только при наличии психологической совместимости, основанной на тесной духовной и эмоциональной связи. Как правило, такие отношения крепкие и стабильные. а когда они расстаются, это всегда трагично.

По мере взросления моралистов их характер меняется. Знания и заслуженное уважение повышают их уверенность в себе и уменьшают застенчивость.Взаимодействие со многими разными людьми улучшает их навыки общения. Многие моралисты проявляют интерес к наставничеству.

Известные личности, разделяющие этот профиль: Люди этого типа похожи на Чарльза Дарвина, который долгое время не мог решить, публиковать ли его основополагающий труд О происхождении видов и Грегор Мендель, основоположник генетики, боялся отстаивать свое открытие. Женщины-моралисты напоминают Маргарет Митчелл, автора книги Унесенные ветром.

Советы по личному росту

Аналитический ум — это ваша сила , которая поможет вам добиться успеха. Отсутствие уверенности в себе — ваша слабость. Используйте эти знания, чтобы усилить первое и преодолеть второе.

Этот раздел доступен с премиальный результат.

Стратегия успеха

Примите решение и действуйте в соответствии с ним. Иногда бывает сложно принять правильное решение. Если вам трудно выбрать между две альтернативы, которые кажутся вам одинаково привлекательными, не сомневайтесь долго.

Этот раздел доступен с премиальный результат.

Какие аспекты нравственности учителя?

Обновлено 4 февраля 2020 г.

Медицинское освидетельствование: Венди Боринг-Брей, DBH, LPC

Источник: pixabay.com

Для те из нас кто находятся заинтересованный в философия а также психология, там является что-то называется в мастер мораль.Если Вы привычный с участием в философ Фридрих Ницше, он обсуждает это в а Работа из его. Если ты Когда-либо читать На в Генеалогия из Мораль, в первый сочинение из это, он обсуждает Это. Мы имеют разговаривали о раб мораль но какие является мастер мораль? Какие находятся в аспекты из это? Хорошо, читать на к найти из.

Мастер Мораль В Контекст

Мастер мораль является а мораль тип что по сути вовлекает а много из избыток власть а также гордость в самих себя. Это пьесы на в раб мораль который верит что в Лучший способ к жить является через доброта.Мастер мораль фокусирует более на как их действия буду строить а последствие к их, а также нет просто ли или нет это Правильно, или если это а Добрый действие.

Мастер моралисты как правило жестяная банка получать прочь с участием делает что-то что мог бы быть считается а плохой действие к а раб моралист поскольку это будет выгода их.

Для пример, Давайте сказать ты выбирать к делать что-то что буду давать ты а лучше последствие, но делает ты Добрый из Смотреть нравиться а плохой человек. Если Вы а мастер моралист Вы по сути собирается к делать Это, в то время как, с участием а раб моралист они будут фокус более на ли или нет в действие является отлично.
это а универсальный действие что создает а немного из а Борьба между оба из эти, а также по сути все из в межличностный действия в жизнь находятся на основании на это.

Ницше базы самый из это выключенный из ан Старый общество что вовлеченный мастера а также рабы. В мастера ухоженный к быть сильный, богатый, мощный, а также творческий, а также Oни делал что бы ни Oни понравилось. Они названный те кто мы слабый в качестве плохой, а также как правило существование плохой является просто а естественный вхождение.
г. рабы мы бедных, обиженный, а также как правило, Oни Посмотреть самих себя в качестве плохой.

Но, там было а «раб восстание » что произошло который было а моральный один, куда в рабы бы решить какие Oни мог делать. Нравиться а хороший или плохой выбор. А также в мастера мы считается зло для выбор это, а также в рабы мы считается хороший поскольку Это дает их в сила к нести на а также дает их а шанс к Борьба в мастера назад для в система.

В Характеристики Из Это

Источник: rawpixel.com

Мастер мораль вовлекает другой характеристики, а также Oни находятся в качестве следует:
• А огромный сила из в разум а также кузов
• Видя самих себя в качестве хорошо
• Ценности богатство, амбиция, слава а также excellence
• Делает использовать самоактуализация
• Утверждает жизнь а также все о Это.
• Они иметь тенденцию к быть открытый а также находятся Круто с участием их образ мышления изменение
• Они полагать что Oни должен брать более риски к быть успешный.
• Они хотеть люди к доверять их поскольку что является как Oни Создайте мощность
• Они имеют крайний уровни из самооценка, а также Oни Работа нет к приносить другие вниз.

Мастер моралисты находятся в тип кто полагать что имея гордость а также власть является как жизнь должен Работа. Те что находятся считается «плохой» иметь тенденцию к быть в тип что является слабый, трусливый, или мелкий.Мастер моралисты не уход о как Это влияет их персонаж, но Это имеет значение если Oни желание власть, или если Oни не надо.

А Мораль Это Немного А также Далеко Между

Потому что мощный люди а также те с участием сила услуга мастер мораль Это не имеют много последователи. Но, с участием мастер мораль Oни не уход в качестве много о кто утверждает а также опровергает из их, а также Oни не желание к имеют в подобие а также одобрение из все. Они как правило творческий, а также Oни не следить один тип из жизнь план, а также вместо хотеть к быть творческий с участием их выбор, несмотря какие другие мог бы считать.Они уход более о в полученные результаты они будут получать из из это, скорее чем тревожно о какие другие считать о их.

Как правило, эти находятся в влиятельные лица из Другие люди, а также лоты из раз, потому что Oни имеют в власть, Oни влиять в мораль из в другие. Некоторые из в Лучший мастер моралисты находятся те что находятся Мир лидеры, а также лоты из раз, в способ что Oни говорить жестяная банка изменение а раб моралист полностью.

Примеры Из Это

Источник: пексели.com

В Ницше сочинение, в пример что было использовал было в богатый общество с участием богатый люди, но дворяне находятся Другая основной пример из люди что имеют мастер мораль в некоторые случаи. Дворяне находятся в тип что видит что Oни определять их действия, а также Oни Смотреть в в последствие, скорее чем какие Другие случаи Создайте с участием их, а также Oни избегать те что вред их. Мастер моралисты Смотреть в какие Oни полагать является правда, даже хотя Это мог бы изменение в некоторые случаи.

Другой основной пример из это является в древний Греки.Позволять с брать в философ Аристотель, кто делал развивать много из в ключ догматы что ты мая видеть в различный этика тексты Cегодня. Аристотель было в тип что не сделал платить разум к в бедных люди, а также он похвалил те кто мог жить жизнь от корки до корки. Те что находятся сильный, имеют хороший персонаж а также жестяная банка делать те завещания а реальность нет иметь значение какие мы в тип что он похвалил, а также он пила что в сильный делать какие Oни хотеть к делать.

Мир лидеры что находятся в тип что жизни без имея к волноваться о общественный раппорт находятся хороший Примеры.Там находятся множество из знаменитости а также влиятельный цифры что не уход о какие в другие считать о их, а также Oни иметь тенденцию нет к волноваться так много, так длинный в качестве в Другие жестяная банка жить их жизнь от корки до корки.

Художники, пророки а также философы находятся Другая пример тоже. Много из в влиятельный художники в наш Мир находятся ключ Примеры из мастер мораль а также как Это пьесы а Часть

.

Так Является Это А «Плохой» Вещь?

Это мая казаться нравиться это почти тщеславный в а смысл, а также ты мая считать что мастера находятся хорошо, грубый люди что находятся гнетущий а также грубый.Но, там находятся Другие Примеры из это тоже. В качестве мы сказал до, в философы художники, а также пророки находятся а часть из это.

Источник: pixabay.com

Из курс, это не иметь в виду ты стали некоторые социопат, но лоты из раз, люди делать положил другие вниз к актуализировать самих себя, а также в то время как Это мая быть жесткий, иногда некоторые из эти люди кто имеют мастер мораль делать какие Это берет к быть на Топ, несмотря на из моральный последствие.

Теперь, ты мая задаваться вопросом ли или нет ты должен следить это.В отвечать является вверх к ты. Ницше делал записывать Другие тексты куда он сказал раб мораль не а хороший вещь но помнить он делал спускаться в безумие до завершение В Антихрист, который было а серии что разговаривали о мораль а также Другие Детали на Это. Мастер мораль жестяная банка быть просто в качестве критиковали в качестве в раб мораль что он делал обсуждать.

Раб мораль является хороший потому что Это делает помощь с участием в внутренний жизнь из человек, но с участием мастер мораль там является меньше отражение. Много из раз, страх, авторитаризм, а также толпа склад ума играть а часть в в раб мораль а также иногда, те кто находятся мастера иметь тенденцию к падение в это, который является а немного из а проблема, а также а крупный критика.

Раб мораль является много более из а склад ума что люди хранить около в качестве а комфорт.
Есть находятся те кто жестяная банка имеют оба а мастер мораль а также раб мораль. Некоторые из нас жестяная банка быть мастера в некоторые случаи, но рабы в Другая. Нет все является а раб хотя. Были нет просто в в милосердие из наш предыдущий действия а также в нравиться, но вместо, мы жестяная банка стали мастера а также делать это в наш способ.

В Ubermensch, который было в сверхчеловеческий идеальный текст что Ницше написал, он говорит что были нет от корки до корки преданный идее к один или Другая.Нет все имеет к быть а мастер, а также нет все имеет к быть а раб.

Какие К Брать Из Это

В самый большой вещь к получать из это является к «быть благородный.» В то время как мастера иметь тенденцию к быть благороднее Oни жестяная банка иногда имеют раб ценности, в качестве сказал до с участием в мастера жестяная банка стали рабы.
Что к учиться является что ты должен учиться к видеть жизнь в качестве а игра или проект, который позволяет ты к выбирать в цели а также толкать их к в результат нет иметь значение какие другие считать. Не надо просто волноваться так много о другие, а также Начните к вызов ваш мировоззрение.Ты жестяная банка брать имеет значение в ваш собственный Руки.

Учиться к брать плата из ваш жизнь, а также ты жестяная банка делать так к использование более из мастер мораль.

Источник: thebluediamondgallery.com

Получать Помощь!
Если ты Чувствовать нравиться ты хотеть к имеют более из а мастер мораль ты должен рассмотреть возможность говорящий к а советник. Ты мая задаваться вопросом как к быть более напористый, уверенный, а также полезный к другие. Если эти находятся различный мысли что ты постоянно имеют, а также ты хотеть к стремиться из некоторые помощь из Другая человек, тогда получать в помощь Cегодня, а также стали а лучше человек.Помнить, в в конец из в день, в человек в плата из ваш мораль является ты, так всегда помнить что когда Вы интересный как к стали а лучше человек.

.