Луцева И.Ю. Проблема детства в современном мире

Луцева Ирина Юрьевна
Таганрогский институт имени А.П.Чехова (филиал) «Ростовского государственного экономического университета (РИНХ)»

Luceva Irina Yurevna
Taganrog Institute named after A. P. Chekhov (branch «Rostov state economic University (rinkh)»

Библиографическая ссылка на статью:
Луцева И.Ю. Проблема детства в современном мире // Современная педагогика. 2015. № 4 [Электронный ресурс]. URL: https://pedagogika.snauka.ru/2015/04/3640 (дата обращения: 03.10.2021).

Детство – один из важнейших периодов в жизни человека. В этот период ребенок проходит величайший путь в своем индивидуальном развитии от беспомощного существа до адаптированной к природе и обществу личности, способной брать на себя ответственность [4, стр.96].

На сегодняшний день существует множество определений понятия «детство», а также разграничения его временных рамок.

Так, с точки зрения социологии детство есть не что иное, как постоянная и сменяемая естественным образом часть общества, которая выполняет ряд специфических функций, а также активно взаимодействует с обществом и отдельными его элементами.

В физиологии и психологии детство представляет стадию жизненного цикла, в период которой начинает  и продолжает развиваться организм, формируя свои важнейшие функции. А в социальной педагогике данный период жизни рассматривается как начальный этап социализации личности, включающий усвоение определенной системы знаний, норм и ценностей, освоение социальных ролей, которые позволяют ребенку развиваться и функционировать в обществе [2, стр.125].

Проблемой детства и закономерностями психического и личностного развития ребенка занимались такие ученые, как Л.С. Выготский П.П. Блонский, С.Л. Рубинштейн, А.Ф. Лазурский, А.Н. Леонтьев, Л.И. Божович и др.

Авторы предлагают большое количество концепций и принципов психофизического развития ребенка в этот период жизни, однако, на сегодняшний день нет единого мнения и ответа на вопрос о том, каким же должно быть детство и как нужно воспитывать подрастающее поколение.

Эволюция статуса детства прошла долгий и сложный путь. Еще в средние века положительной чертой детства считалась восприимчивость к воспитанию. Яркий представитель того времени, Филипп Наваррский, отмечал, что этот период является фундаментом для всей дальнейшей жизни, на котором можно построить хорошее и крепкое будущее. Позже большой вклад в отношение к детству внес ученый Эразм Роттердамский, определявший, что крайне важно учитывать возраст и не допускать того, что может превосходить силы ребенка в любом виде деятельности [3, стр.167-169].

С точки зрения науки, понимание детства как особого и своеобразного феномена начало формироваться во второй половине XIX века, но лишь в XX веке возник интерес к детству как к особому социальному феномену благодаря усилиям М. Монтессори, Н.Ф. Песталоцци и другим реформаторам педагогики.

Стремительное развитие современного мира имеет огромное влияние на детство. На сегодняшний день ребенок признается самостоятельным субъектом права и имеет особый социальный статус. Однако активная технологизация и внедрение инноваций во все сферы жизнедеятельности выдвигают острую необходимость взаимосвязи мира детей с миром взрослых [1, 3].

С одной стороны, мир взрослых и мир детей сблизился, что связано с тем, что ребенку стало доступно все то, что ранее было запретно: он имеет почти не ограниченный доступ к информации, все больше становится дозволено, от этого появилась определенная независимость детей.

С другой стороны, взрослые отдалились от детей и не только потому, что первые перестали заниматься детьми. В последнее время дети остаются в стороне от деятельности общества в обсуждении различных проблем взрослых [3, стр.173].

Сегодня все чаще говорят о дискриминации детей. Мир детства так или иначе деформирован миром взрослых.

Современный этап построения новых форм взаимоотношений детей и взрослых обозначен учеными как кризис детства, главенствующим показателем которого является разрыв между жизнью детей и взрослых.

Ученые выделяют ряд характерных черт для данного кризиса.

Во-первых, меняются отношения взрослых и детей, в которых взрослые выступают как учителя и воспитатели, где их усилия направлены не на взаимодействие с ребенком, а на воздействие.

Во-вторых, разрушаются ранее сложенные представления о развитии мира как о взрослении, и наступает период ломки образа взрослого мира. Если же раньше детям не терпелось войти в мир взрослых, то сегодня появляется некий страх взросления.

В-третьих, дети вовсе оказались за пределами социально значимых дел. На сегодняшний день становится популярнее тенденция отстранения мира взрослых от мира детей. Однако и в этом есть несколько сторон рассмотрения такой черты кризиса детства. С одной стороны, детям предоставлены все блага, но при этом взрослые не впускают их в свой мир, вследствие чего первые прибегают к крайним мерам, чтобы отстоять свои права на пребывание в мире взрослых – алкоголь, курение, наркотики и др. С другой стороны, они вовсе исключены из реальной социально значимой деятельности, чаще балуются родителями и дольше остаются под их опекой, но это все приводит к не менее неприятным последствиям. Дети становятся не способны делать что-либо, что в свою очередь приводит к затяжному инфантилизму.

Также происходит распад специфических видов деятельности детей – «псевдошкольные» формы обучения вытесняют игру из жизни детей. Распространение в подростковом возрасте деятельности, специфичной для младшего школьника, приводит к обострению подросткового кризиса, его затяжному и деструктивному характеру. Игра и детские пирушки претерпели колоссальные изменения, ввиду активной информатизации и компьютеризации общества, особенно в последние десятилетия[1,3].

Все это происходит под мощным натиском инноваций современного мира. СМИ, телевизор и неуправляемый поток информации с мониторов наших компьютеров вытесняют традиционные формы детской деятельности и общения со взрослыми, что приводит к искажению мировоззрения детей и их жизненных ценностей, а также становятся не редки случаи нарушения психического здоровья ребенка.

Все это говорит о том, что ребенок намного быстрее приобщается к взрослой жизни, нежели несколько лет назад, еще в дошкольном возрасте он начинает активно знакомиться с современной техникой, а в школьном вовсе становится ее уверенным пользователем.

Родители все чаще требуют от ребенка дисциплинированности и послушания, ограничивая право выбора и возможность быть самим собой. Все это влечет за собой необратимые последствия: ослабленность физического и психического здоровья, утрата навыков активной коммуникации, искажение морально-нравственных представлений, обмеление внутреннего мира.

Как считал Д.Б. Эльконин, детство возникает именно тогда, когда ребенка невозможно включить в систему общественного производства из-за того, что он не в силах в полной мере овладеть орудиями труда по причине их сложности, вследствие чего естественное включение детей в производительный труд отодвигается. Однако эта мысль была актуальна пару десятков лет назад, а на сегодняшний день мы видим абсолютно противоположную картину[5].

Несмотря на множество педагогических исследований и статистических данных, свидетельствующих о том, что в современном мире усилился рост таких детских проблем, как социальное сиротство, девиантность в детской сфере, проблема здоровья, социальной адаптации и свободы выбора, повысилась активность государственной политики в области детства.

Сегодня именно ребенок стоит в центре многочисленных обсуждений и прений, именно в отношении детства в столь крупном масштабе ведутся разработки новых законов и подзаконных актов. Все это свидетельствует о том, что детство имеет огромную значимость для государства, а значит и для будущего.

Каждый из нас когда-то был ребенком, а сегодня, имея возможность рассмотрения проблемы детства через научную призму, может осознать, насколько сложно быть ребенком и как велика задача педагогики в этом непростом времени жизни каждого человека. На сегодняшний день основная задача каждого из нас – помочь подрастающему поколению, ведь именно от нас будет зависеть их будущее и будущее нашей страны. И если сегодня ребенок – это лишь крохотное зарождение новой жизни в утробе матери, то завтра он станет новым вершителем истории, человеком, способным открывать новые горизонты.

Библиографический список

1. Боровикова Л.В. Мир взрослых и мир детства: тенденции развития взаимоотношений //Академический вестник Института образования взрослых Российской академии образования// Человек и образование №1 (26) 2011, Санкт-Петербург [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://obrazovanie21. narod.ru/Files/2011-1_p069-073.pdf
2. Гайсина Г.И. Мир детства как социально – педагогическая проблема //Психолого – педагогические проблемы образования// Педагогическое образование в России.2011.№5 [Электронный ресурс] – Режим доступа:http://journals.uspu.ru/i/inst/ped/ped16/ped_17.pdf
3. Коджаспирова Г.М. Педагогическая антропология: учеб. пособие для студ. вузов. –– М.: Гардарики, 2005. – 287 с.
4. Мухина В.С. Возрастная психология: феноменология развития, детство, отрочество: Учебник для студ. вузов. – 7-е издние., стереотип. – М.: Издательский центр «Академия», 2003. – 456с.
5. Эльконин Д. Б. Детская психология: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений — 4-е изд., стер. — М.: Издательский центр «Академия», 2007. — 384 с.

---

Все статьи автора «Луцева Ирина Юрьевна»

Современное детство и социально–экономические вызовы

1. Арьес Ф. Возрасты жизни // Философия и методология истории / Общ. ред. и вступ. ст. проф. И. С. Кона. М.: Прогресс, 1977. – 336 с.

2. Арьес Ф. Ребёнок и семейная жизнь при Старом порядке. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун–та, 1999. – 416 с.

3. Элкинд Д. Эрик Эриксон и восемь стадий человеческой жизни : [пер. с. англ.] / Дейвид Элкинд. – М. : Когито-центр, 1996. – 16 с.

4. Здоровье молодёжи: сравнительное исследование России, Беларусь, Польша: [Монография] / [П.Г. Абдулманапов и др.]. М.: Экон–Информ, 2016. – 214 с.

5. Медведева Е.И., Крошилин С.В. Распространение интернет-технологий в России и «гуглизация» сознания молодёжи // Национальные интересы: приоритеты и безопасность. 2014. Том 10. №3 (240). С. 9–20.

6. Медведева Е.И., Крошилин С.В. Специфика брачно-семейных отношений молодежи Подмосковья // Проблемы развития территории. 2018. № 2 (94). С. 120-140. DOI: 10.15838/ptd/2018.2.94.8.

7. Медведева Е.И., Крошилин С.В. Российская семья и экономика страны // Социальное пространство. 2017. № 5 (12). URL: http://socialarea-journal.ru/article/2434 (дата обращения: 05. 12.2020).

8. Психологические вопросы игры и обучения в дошкольном возрасте: сб. стат. / Акад. пед. наук РСФСР. Пед. чтения. Ин-т психологии ; под ред. Д. Б. Эльконина. – М. : Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1957. – 148 с.

9. Римашевской Н.М. Дети реформ / под ред. чл.-корр. РАН Н.М. Римашевской. – М.: Ин-т экономических стратегий, 2011. – 304с.

10. Рубцов В.В., Семья Г.В., Шведовская А.А. Вызовы современного детства: ключевые результаты реализации Национальной стратегии действий в интересах детей // Психологическая наука и образование. 2017. Том 22. № 6. С. 5–24. DOI:10.17759/pse.2017220601.

11. Рыбаковский Л.Л. Результаты современной демографической политики России // Народонаселение. 2014. № 1. С. 4–18.

12. Шабунова А.А., Леонидова Г.В., Калачикова О.Н. Дети и молодёжь в России: глобальные вызовы современности // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. 2015. № 6 (42). С. 36–57. DOI: 10.15838/esc/2015.6.42.2.

13. Психологические вопросы игры и обучения в дошкольном возрасте / Под ред. Д. Б. Эльконина – М.: Педагогика, 1957. — 148 с.

14. Ariès P. L’Enfant et la vie familiale sous l’Ancien Régime, Plon, 1960. –503 p.

15. Kon I.S. Soziologie der Persnlichkeit. Berlin: Akademie Verlag; Kцln: Pahl Rugenstein Verlag, 1971. –496 p.

16. Postman N., The Disappearance of Childhood. — N. Y.: Vintage Books, a division of Random House, Inc., 1994. –194 p.

17. Związek pomiędzy stanem zdrowia a wynikami w nauce (na przykładzie południowo–wschodniej części obwodu moskiewskiego, Rosja) // Rozdział V. Noo–psychoterapia w procesach zdrowienia i praktyce życia // W kierunku humanizacji egzystencji [Text] / Popielski K., Suchocka L., Kroshilin S., Medvedeva E.; Edytowany przez Popielski K. – E. Lublin, 2012. – 328 p.

Почему детство современных людей длится до 30 лет и что из этого выйдет / AdMe

Вспомните так называемых бебибумеров (людей, родившихся до 1979 года) в их 25–35 лет. Это были взрослые самореализовавшиеся люди, которые уже в 20 с небольшим работали на 3 работах, растили детей, а по вечерам в компаниях таких же взрослых сверстников обсуждали политические проблемы и симфонии Шостаковича. А нынешняя молодежь? Эти миллениалы (поколение, рожденное с 1979 по 1995 год), несмотря на свою интеллектуальную развитость и материальную независимость, как минимум до 30–35 ищут некое «внутреннее я», живут на съемных квартирах и рассуждают а-ля «взрослые, наверное, делают так», произнося это, конечно же, не про себя. Но почему современная молодежь так дружно ударилась в детство и почему такой веселый и невозвратный переход во взрослость стал элементом практически 4-го десятка?

Мы в AdMe.ru решили подробно разобрать причины этого, как оказалось, отнюдь не случайного явления.

Внимание: если вы в свои 21 являетесь счастливым отцом большого семейства, владельцем процветающего бизнеса, 3 высших образований и при этом вы не гик, пожалуйста, не спешите кричать. Примите во внимание такие замечательные вещи, как частный случай, статистика и наш пост.

1. Открытие нового этапа в развитии человека

Обратимся к истории: вплоть до начала ХХ столетия не существовало такого явления, как подросток. Лет эдак до 17 дети были детьми, а в ночь своего 17-го дня рождения они получали тяжелый подарок в виде семейной ответственности и пожелание немедленной материальной независимости.

И лишь в 1904 году, благодаря выдающейся научной работе психолога Г. Стэнли Холла (G. Stanley Hall) под названием «Юность», мировое общество впервые задумалось о таком явлении, как подростковый период. Именно Холл описал этот возраст как время «бури и натиска», дополнив работу наглядными графиками изменения степени печали и бунтарства относительно количества лет. Только после этого тинейджеров начали воспринимать не просто как ленивых и мятежных недорослей, а как людей (прочитать следующую фразу с особым драматизмом), идущих сквозь тернии тяжелейшего пути взросления.

Теоретически период с 20 до 30 или даже 35 (далее будем называть его ранней взрослостью) также может иметь свои проблемные особенности, если более детально изучить психологически-эмоциональную сторону этого отрезка. Если в ХХ веке все сошлись во мнении, что подростки — это не взрослые, может, именно в XXI веке все выяснят, что ранняя взрослость — это тоже не взрослость?

К примеру, в этом году ученые УЖЕ заявили о надобности поднятия подростковой планки до 24 лет. Но остается еще десяток лет, которые также следует изучить.

2. Увеличилась продолжительность жизни

В начале XX века продолжительность жизни в среднем составляла около 40–50 лет. Разумеется, при ожидаемой жизни, скажем, всего в 45 лет будет как-то странно искать себя до 35. В таком случае некогда долго разглагольствовать, оперативность — жизненный успех.

Сегодня во многих развитых странах длина жизни превышает 80 лет. Так почему бы не позволить 20–30-летним людям экспериментировать со сферами своей жизни, прежде чем они найдут ту, в которой им придется жить следующие полвека?

И, предвидя ваши ответы, что не каждый-то человек может до 80 дожить, возразим тем фактом, что жизнь — удивительная штука. В любой момент может произойти любая случайность, и никому этого не дано предвидеть. Именно поэтому жить с девизом «а вдруг я не доживу до 80, надо бы заранее жениться» не вариант.

3. Мир тоже не стоит на месте

Здесь есть несколько разных аспектов:

• Самое первое и заметное: мы живем в относительно мирное время. Молодежи нет нужды вмиг становиться гиперсерьезной.
• Детей в современных семьях значительно меньше. А следовательно, и времени, и материальных благ для их воспитания гораздо больше, отчего это самое воспитание значительно растягивается во времени. К примеру, согласно статистике, треть американской (казалось бы, одной из самых развитых стран) молодежи от 20 до 30 лет живут с родителями. Даже один из актеров нашумевшей «Черной Пантеры», 31-летний Майкл Б. Джордан, живет с мамой и папой и ничуть этого не стесняется.
• С каждым днем наше общество становится все более сложным. И, соответственно, нужно больше времени, чтобы его изучить. Раньше как было: родился ты в семье кузнеца — станешь кузнецом. Сегодня все сложнее. Правда, можно воспользоваться читерским способом и сделать ДНК-тест на таланты и способности, но, наверное, это будет стандартный вседоступный способ уже для поколения Z (люди, родившиеся после 1995 года), а пока это скорее какая-нибудь серия «Черного зеркала».
• Глобализация — явление, которое вышло на мировую арену относительно недавно и уже сыграло свою роль: молодежь заражается философией свободы, невзирая на свою культуру. Нужно признать, что никакие традиции уже не в силах дать фору интернету. Как итог, образ мышления «миллениала стандартного» везде одинаков: что в Комптоне, что в Шэньчжэне.
• Молодые люди не торопятся вступать в брак благодаря ослаблению религиозных и нравственных норм, признанию добрачного секса и внебрачного сожительства. Плюс доступность противозачаточных средств, легализация абортов и появление движения чайлдфри также сыграло в минус бракам. На сегодняшний день в наиболее развитых странах первую свадьбу играют не раньше 32 лет (можете подробнее изучить список здесь).

4. Молодые уже пресыщены жизнью

Стоит признать, что современная молодежь в целом не имеет тяги к авантюрным злоключениям. Вероятнее всего, это заслуга перенасыщенных массмедиа и отсутствия строгих запретов. Как бы то ни было, вот каковы последствия:

• Миллениалы гораздо более холодны к жажде преступлений, в отличие от поколения их родителей. Старые гангстеры будут разочарованы в нынешней молодежи, уровень преступности среди которой скатился до предельно низкого уровня вследствие незаинтересованности миллениалов в этом деле, вот вам целая статья на эту тему — нажмите сюда.
• Новое поколение (да, вы сейчас правильно прочитаете) охладело к сексу: согласно исследованию The Next Steps, каждый 8-й британский миллениал в 26 лет все еще девственник. Все это результат культуры гиперсексуальности и виртуальных отношений, что, по мнению футурологов, уже в течение 10–15 лет совершенно изменит мир секса (здесь опять-таки отсылка к серии «Черного зеркала», где уже показан один из вариантов развития событий).
• Смеха ради в этом пункте вспомним зашкварную комедию с чудным русским переводом «Мачо и ботан» и неплохим сравнением эпох. По сюжету главные герои — копы, которые выпустились из школы лет 10 назад, притворяются школьниками и с удивлением обнаруживают, что крутые парни-спортсмены, рюкзаки на одном плече и расстегнутые до пупка рубашки уже давно не в почете, а вот уравновешенные интеллектуалы с застегнутыми до горла воротничками — это высший класс.

• Сильно упал показатель количества молодежи, желающей получить права. Даже по сравнению с 2001 годом он снизился с 77 до 66 %. Видимо, Uber выходит дешевле содержания собственного автомобиля.
• Уровень подростковой беременности также упал «до неприличия»: даже по сравнению с цифрами 10-летней давности сегодняшние показатели отличаются практически в 2 раза. Совсем другие дети пошли…

5. Ощущение возможностей

Джефри Йенсен Арне, профессор психологии Университета Кларка (Массачусетс, США) отмечает такое понятие, как «ощущение возможностей», присущее молодежи XXI века. Это ощущение неуверенности в своем будущем при одновременном оптимистичном ощущении своих потенциальных возможностей.

То есть стандартная работа с 9:00 до 18:00, Renault Logan, милые, но постоянные ссоры с женой, дети, семейный обед по выходным, поездка в Турцию раз в год — «это все не про меня», думает среднестатистический 20–30-летний. «Я уникален и буду вторым Илоном Маском этой планеты». Но все эти уникальные Илоны и Маски в то же время очень боятся будущего и не имеют четких планов по завоеванию мира — этакие закомплексованные максималисты. Этим они и отличаются от своих родителей, которые знали, что их ждет в будущем, и четко шли к цели.

Что из этого всего вышло?

Все вышеперечисленные причины и изменения привели к тому, что на сегодняшний день мы имеем вот такие альтернативные модели взрослости (разумеется, если не учитывать многочисленных продолжателей стандартного родительского сценария взросления):

• Кидалты (от англ. kid — ребенок и adult — взрослый) — это 20–30-летние молодые и уже вполне самореализовавшиеся люди с довольно подростковыми увлечениями вроде фэнтези, Dota и «Симпсонов». Они могут сделать гениальнейшую презентацию на конференцию по атомной энергетике при помощи мемов либо после тяжелых рабочих смен в челюстно-лицевой хирургии рвать танцпол под техно-хаус. В общем, успешные умнички со «слегка чересчур» молодежными увлечениями.
• Дауншифтеры (от англ. словосочетания downshifting, то есть замедление какого-либо процесса) — это люди, которые ищут и все никак не могут найти «себя настоящего». Они могут работать каждый месяц на новой работе, причем в сферах начиная от рыболовства и заканчивая искусствоведением, ударяться в секты, переезжать в деревни или искать места силы на каком-нибудь Гоа.
• NEET-молодежь (от англ. Not in Employment, Education or Training — то есть безработные и «бездипломные») — это молодежь, которая, как вы поняли, не работает и не учится по причине своей (тут на выбор): антисоциальности, замкнутости, пассивности, разочарованности в жизни и невозможности реализовать в совершенно несправедливых условиях современности свой неземной (скорее всего, творческий) потенциал. Этакие современные обломовы, которые ждут знака сверху, но, скорее всего, располагают способностями, которые можно прочитать в этом списке:

С этим надо что-то делать?

Клинический психолог Мэг Джей на своем выступлении в лекториуме TED рассказывает как раз о «ранних взрослых», которые приходят к ней на сеансы с жалобами и разочарованием от растраты целого десятилетия своей жизни.

Она говорит о 3 вещах, которые должен знать каждый, кому сейчас за 20, чтобы избежать такого разочаровательного переосмысления своей жизни в 40 лет:

1. Нужно забыть о кризисе личности и поработать над своим личностным капиталом (то есть учиться новому, повышать свою ценность). Конечно, этот десяток лет можно потратить на искания себя. Но нужно отслеживать ту грань, когда искания превращаются в банальную прокрастинацию.

2. Не стоит ограничивать свой круг общения. Новые люди, друзья друзей наших друзей могут очень пригодиться в жизни. К примеру, объявления о половине вакансий не публикуются в газетах, поэтому, чтобы получить такую работу, нужно обратиться к начальнику соседа. Это не жульничество. Это факт распространения информации.

3. В 30, когда вы вдруг заметите, что все ваши друзья по фейсбуку уже идут под венец, хвататься за первый попавшийся вариант не вариант. Начинать строить отношения для брака нужно до вступления в него. Это значит, что любовь надо искать так же целенаправленно, как и работу.

Итак, вывод

В общем, как говорится, «получилось то, что получилось». Современные 20-летние — это все те же 20-летние, что и 50 лет назад, только вот условия другие. А человек, как известно, существо очень даже адаптивное, и именно поэтому сегодня мы имеем столь необычное поколение миллениалов. И не стоит ругать за подобное поведение себя, своих детей или родственников, лучше просто покажите им выступление Мэг Джей (о котором мы писали выше), сделайте такой загадочный взгляд типа «я все понимаю» и передайте вино, пожалуйста.

А как считаете вы: к чему приведет эта тенденция позднего взросления?

ФГБУ «РРЦ «Детство» Минздрава России

Добро пожаловать в наш центр «Детство»! 

Федеральное государственное бюджетное учреждение «Российский реабилитационный центр «Детство» Министерства здравоохранения Российской Федерации (ФГБУ «РРЦ «Детство») является ведущей лечебной организацией, оказывающей помощь детям с ограниченными возможностями из всех регионов России.

    В настоящее время руководит Центром доктор медицинских наук, профессор Тамазян Гаяне Вартановна.

   Основными задачами ФГБУ «РРЦ «Детство» является оказание квалифицированной специализированной в том числе высокотехнологичной медицинской помощи детям, страдающим детским церебральным параличом и другими заболеваниями нервной системы, а также разработка и внедрение новых методов реабилитации детей, как в условиях стационара, так и амбулаторно.

Реализация поставленных задач осуществляется специалистами мультидисциплинарной реабилитационной команды, объединяющей квалифицированных специалистов, оказывающих медицинскую реабилитацию, с согласованностью и координированностью действий, что обеспечивает целенаправленный подход в реализации целей медицинской реабилитации, и которая формируется на функциональной основе индивидуально для каждого ребенка в зависимости от нозологии, тяжести, периода и особенностей течения заболевания.

ФГБУ «РРЦ «Детство» оснащено современным медицинским оборудованием для диагностики, лечения и реабилитации, соответствующим мировым стандартам.

В центре используются современные научно обоснованные методы и методики медицинской реабилитации детей, в тоже время своей работе специалисты Центра основываются на лучших традициях отечественной и зарубежной медицины.

В структуру Центра входят:
— Стационар, включающий в себя 5 детских нейрореабилитационных отделений, 1 отделение реабилитации для детей с ментальными нарушениям, лечебно – реабилитационное отделение, отделение функциональной диагностики.
— Амбулаторно-поликлиническое отделение с дневным стационаром.

Онлайн семинар «Современное детство: теория и практика»

Приглашаем Вас на очередную встречу постоянно действующего семинара «Современное детство: теория и практика». Цикл встреч, объединенных темой «Дети и пандемия: факты, риски, возможности» продолжится 20 ноября в 18:00 в дистанционном формате на платформе ZOOM.

Программа встречи:

• Доклад «Особенности запросов детей на дистанционную психологическую помощь в период самоизоляции (COVID-19)» (30 мин. )

Докладчики:

Гаязова Лариса Альфисовна —  заместитель руководителя ЦЭПП МГППУ, кандидат психологических наук;

Вихристюк О.В. —  проректор по воспитательной и социальной работе МГППУ.

Аннотация. К обсуждению предлагаются данные об обращениях детей на Детский телефон доверия в период пандемии и самоизоляции в связи с новой коронавирусной инфекцией в 2020 году. Ежегодно Детский телефон доверия ФГБОУ ВО МГППУ, подключенный к единому общероссийскому номеру детского телефона доверия 8-800-2000-122, принимает более 10000 обращений детей разного возраста. Данные, полученные в 2020 году, могут учитываться при оценке потребностей населения в психологической помощи при ограничениях, связанных с пандемией, а также позволяют предположить снижение доступности психологической помощи для детей в период самоизоляции.

Дискуссия по докладу (15 мин)

• Доклад: «Психологическое консультирование детей и подростков в кризисном эмоциональном состоянии в период пандемии» (30 мин).

Докладчик:

Ермолаева Анна Валериевна — руководитель сектора дистанционного консультирования «Детский телефон доверия» ЦЭПП МГППУ.

Аннотация. В рамках доклада рассматривается дистанционная работа психолога (на примере консультанта телефона доверия) с кризисными состояниями детей и подростков, связанными с пандемией и режимом самоизоляции. Даются практические рекомендации по работе с такими состояниями как тревога, страхи, агрессия, апатия и пр. 

Дискуссия по докладу (15 мин)

Модератор дискуссии – О.В. Рубцова, руководитель Центра междисциплинарных исследований современного детства МГППУ.

Для участия необходимо заполнить форму регистрации https://forms.gle/8rL7HxaFuMJLXKaP7. Накануне семинара участникам будет отправлена активная ссылка для входа в Zoom.

С уважением,

Центр междисциплинарных исследований современного детства МГППУ

«ИНВЕСТИЦИИ В РАННЕЕ ДЕТСТВО — ОСНОВА БУДУЩЕГО»

«ИНВЕСТИЦИИ В РАННЕЕ ДЕТСТВО — ОСНОВА БУДУЩЕГО»
ГРАЖДАНСКИЙ МЕЖРЕГИОНАЛЬНЫЙ ФОРУМ «ЗА БУДУЩЕЕ РОССИИ: СОВРЕМЕННЫЕ ВЫЗОВЫ И КОНСОЛИДАЦИЯ РЕГИОНОВ», ПОСВЯЩЕННЫЙ ДЕСЯТИЛЕТИЮ ДЕТСТВА В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.

К участию в конференции приглашаются ученые, преподаватели, специалисты, педагоги и практики в области дошкольного образования, развития детства, воспитания и обучения детей с младшего возраста, а также управленцы и специалисты, работающие в бизнесе, региональных органах власти, общественных организациях, в сфере здравоохранения и социального развития.

Программа конференции предусматривает пленарное заседание и работу в секциях, проведение дискуссий. Ключевой темой является раннее детство. Основные направления дискуссий:

научные исследования в области изучения раннего детства и детства в целом;

реабилитация, абилитация, ранняя помощь детям и семьям с детьми ОВЗ: от теории к практике;

развитие одаренности детей с раннего детства;

здоровье и социальная защита детей с раннего возраста;

лучшие практики, инновационные технологии в развитии детей с раннего детства;

информационные технологии в дошкольном образовании;

креативные технологии в дошкольном образовании;

инновации и традиции в развитии детства;

роль некоммерческих организаций и бизнеса в формировании и развитии экосистемы раннего детства;

программы и проекты по развитию раннего детства и др.

Во время работы конференции будут организованы презентации книг, программ и проектов в области развития раннего детства. Для этого участники конференции должны заблаговременно (вместе с подачей заявки) сообщить в оргкомитет о своем желании представить то или иное издание, программу или проект.

В вечернее время по якутскому времени будут организованы бесплатные онлайн курсы по развитию детей с раннего возраста с выдачей удостоверений о повышении квалификации от Академии наук Республики Саха (Якутия).

Количество и название кластеров (секций) будет сформировано Оргкомитетом после изучения поступивших заявок и тематики докладов, о чем участникам конференции будет сообщено дополнительно в информационном письме на сайтах НО «Целевой фонд будущих поколений Республики Саха (Якутия)» (http://fondyakutia.ru), АНО ДПО «Академия детства им. Т.С. Комаровой» (http://akademiyadetstva-yakutia.mozello.ru) и Академии наук Республики Саха (Якутия) (https://yakutia.science).

Формы и условия участия в конференции.

Язык конференции: русский. Форма участия: очная или дистанционная с выступлением и презентацией, участие в обсуждении докладов, дискуссии. Регистрация участников автоматически: https://yakutia.science/registration

Организационный взнос с участников конференции не взимается.

Проживание и питание оплачиваются участниками конференции самостоятельно.

Для участия в конференции в срок до 01 ноября 2020 г. необходимо зарегистрироваться в электронной регистрации https://yakutia.science/registration

Заявки, поданные после 01 ноября 2020 г. Оргкомитетом не рассматриваются.

Контактные лица:

Семенов Юрий Иванович, 89142284735, [email protected]

Заявка на участие https:
Заявка

Человек :: Выпуск №2 :: Феномен современного детства

1. Бочавер А.А., Жилинская А.В., Хломов К.Д. Перспективы современных подростков в контексте жизненной траектории // Современная зарубежная психология. 2016. Том 5. № 2. С. 31–38.

2. Дуденкова И. «Детский вопрос» в социологии: между нормативностью и автономией // Социология власти. 2014. № 3. С. 47–59.

3. Кон И.С. Детство как социальный феномен. М., 1995. С. 234. Изд-во?

4. Кохан У.О. Пауло Фрейре и «Философия для детей»: критический диалог // Социум и власть. 2018. № 6 (74). C. 55–67. [Электронный ресурс]. URL: https://siv74.ru/images/downloads/DOI/DOI-2018-6/6_kohan.pdf (дата обращения:01.02.2021).

5. Романенко И.Б. Противостояние персонализма и универсализма в истории российской образованности: территория духа

6. // Философия человека в историческом контексте. М. 2019. С. 31–43. Изд-во?

7. Селли Дж. Очерки по психологии детства. М.: КомКнига, 2019.

8. Территория детства: образовательные практики и манипулятивные технологии: Сборник научных трудов. СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2015. [Электронный ресурс]. URL: https://philosophy.spb.ru/f/territoriya_detstva_obrazovat_prakt_i_manipulyativnye_tehnologii.pdf (дата обращения: 01. 02.2021).

9. Frantsuzova О., Trubitsyna L. Upon the educational potential of the informational environment of educational institutions and some problems of its use, SHS Web of Conferences. 2016. Vol. 29. P. 01024. DOI: 10.1051/shsconf/20162901024.

10. Gareth M., Mullin A. The Philosophy of Childhood. The Stanford Encyclopedia of Philosoph URL: https://plato.stanford.edu/entries/childhood/ (date of access: 01.02.2021).

11. Gheaus Anca. The «Intrinsic Goods of Childhood» and the Just Society, A. Bagattini and C. Macleod. The Nature of Children’s Well-Being: Theory and Practice. 2014, Dordrecht: Springer. P. 35–52. DOI: 10.1007 / 978-94-017-9252-3_3.

12. Rikel A.M. Perception of Social Maturity Criteria, Self-perception and Value Orientations among Russian Millennials // Journal of Psychology and Pedagogics. 2020. Vol. 17, N 3. P. 491–503. DOI: 10.22363/2313-1683-2020-17-3-491-503.

13. Robert I.V. Pedagogical Feasibility of Using Systems on the Web-interface for Implementating the Interdisciplinary Nature of Training, Proceedings of the International Conference on the Development of Education in Russia and the CIS Member States (ICEDER 2018), 2018. P. 36–40. DOI: 10.2991 / iceder-18.2018.8

14. Rubtsov A. Millennials of the Postmodern age. Will the New Generation Change the World // Chelovek. Vol. 31(5), 2020. P.129–145. DOI: 10.31857/S023620070012393-9. Почему на англ.?

15. Siegel H. The Oxford Handbook of the Philosophy of Education. 2009, Oxford: Oxford University Press. URL: https://www.oxfordhandbooks.com/view/10.1093/oxfordhb/9780195312881.001.0001/oxfordhb-9780195312881#showmorecontent (date of access: 01.02.2021).

Детство тогда и сейчас — банальность

Что означает детство, кто ребенок и кто решает? Есть ли у детства история? И если да, то что эта история должна нам сказать? Вот некоторые из вопросов, которые лежат в основе всеобъемлющего и умело написанного Плот Гака , нового синтеза истории американского детства от колониальной эпохи до двадцать первого века, проведенного одним из ведущих историков в области детской и социальной жизни. история семьи.Стивен Минц справился с очень сложной задачей с изяществом и апломбом. Плот Гака — это книга для многих случаев, которая заслуживает широкого круга читателей среди студентов, ученых-историков и защитников интересов детей.

Плот Гека: История американского детства

Название задает тон этой книге. Неугомонный парень Марка Твена символизирует для многих невинность прошлого детства. Минц утверждает, что это ностальгическое убеждение в том, что когда-то американская молодежь вела беззаботную жизнь, является одним из мифов, которые американцы придерживаются об истории детства.Лучшая метафора для истории детей и юношества — это опасное путешествие Гека на плоту. Или, как выразился Минц, «никогда не было времени, когда о подавляющем большинстве американских детей хорошо заботились, а их жизненный опыт был идиллическим. Детство никогда не было возрастом невинности, по крайней мере, для большинства детей »(vii).

Минц ловко рассказывает истории обеих групп детей, как тех, о которых заботятся, так и большинства из них. В самом деле, рассказы показывают, что в прошлом было много разных детских лет, и обращают внимание на знакомое неравенство по признаку расы и пола, а также этнические и региональные различия. В Huck’s Raft, детство — это «не неизменный биологический этап жизни, а скорее социальная и культурная конструкция, радикально изменившаяся с течением времени» (viii). Биологические факты развития ребенка обеспечивают преемственность истории детства, но в каждую эпоху, как показывает Минц, собирая работы бесчисленных историков, биология «изменялась историей и опосредована культурой» (4). Дети, как и их родители, жили в условиях социального, политического и экономического контекста.

Однако Минц считает, что из всех опасностей, с которыми дети столкнулись на метафорическом плоту, классовые различия оказали наибольшее влияние на смыслы и переживания детства. Различные социально-экономические условия привели родителей к разным взглядам на природу детства и место детей в семье. Определяя образовательные возможности ребенка, игровые занятия и участие в рабочей силе, классовые различия формировали разные пути к взрослой жизни.

Несмотря на фундаментальную роль, которую он приписывает широким социальным и экономическим силам, Минц также хочет, чтобы мы признали, что дети помогли сделать нашу историю. Историки не привыкли думать о детях как о действующих лицах, но эта точка зрения была одним из основных вкладов в дисциплину тех, кто изучает прошлое детство. Изучая существующую литературу, Минц может отметить времена, когда убеждения и действия молодых людей помогали творить историю.

В Huck’s Raft, история детства разделена на три широкие и перекрывающиеся хронологические эпохи. Эпохи домодерна, модерна и постмодерна в детстве примерно соответствуют колониальным годам, середине восемнадцатого века на протяжении большей части двадцатого и с 1980-х годов до настоящего времени. По словам автора, каждый период «характеризуется поразительно разным и разнообразным детством» (3). Однако в пределах каждой эпохи Минц рассматривает детство среднего класса как норму, относительно которой измеряется и оценивается другое (читай: бедное, зависимое или расовое) детство.

Читателей Common-place , возможно, больше всего заинтересует рассказ Минца о колониальном или досовременном детстве, отчасти потому, что Минц считает, что отношения между колониальной молодежью и их старшими могут многое рассказать нам о проблемах, с которыми сталкивается молодежь сегодня. . Колониальные историки определили, что пуританские колонисты концептуализировали своих детей как взрослых, проходящих обучение, с недостатками навыков и характера, которые можно было бы преодолеть при надлежащем воспитании детей. Взрослые полагали, что им есть чему научить молодежь, и поспешили интегрировать детей во взрослое общество через формальное ученичество и домашние дела.Несмотря на все внимание к молодежи, пуритане не относились к детству сентиментально. Скорее, религиозная секта считала, что дети «пронизаны коррупцией» (11), что взрослые обязаны исправлять ребенка и что моральное развитие детей является обязанностью всего сообщества, а не только родителей ( убеждение, которое привело к поддержке, теоретически, если не всегда, государственного образования).

Обсуждая досовременную эпоху, Минц показывает, как гендерные, расовые и региональные различия привели к разному детскому опыту колониальной молодежи.Мальчики и девочки были обучены выполнять отдельные обязанности и задачи, необходимые в современном гендерном мире. Белые дети обнаружили, что детство у индейцев часто было гораздо более свободным и менее тяжелым (о чем свидетельствуют истории захваченных детей, которые отказывались вернуться к своим родителям). Английские дети в Чесапикских колониях росли до взрослой жизни (если они не умирали молодыми) по иному пути, чем в пуританских общинах. Отчасти это неравенство возникло из-за того, что Чесапик был менее религиозной культурой (что побудило родителей в этом регионе уделять меньше внимания формированию совести ребенка).Возможно, более значительным контрастом была частота, с которой дети становились сиротами в южных колониях, потому что в этих районах общий уровень смертности был намного выше, чем в Новой Англии.

Региональные различия указывают на важность демографии и роли рождаемости, болезней и смертей в истории детей и юношества, вопросов, к которым Минц возвращается и развивает в своих обсуждениях других групп и других исторических эпох. На протяжении всей книги Минц подчеркивает трудности, с которыми историки сталкиваются при реконструкции прошлого, казалось бы, безмолвной и бессильной группы, и отмечает творческие источники, использованные историками детства. Например, рассказы о довоенном рабском детстве полагаются на доказательства физического здоровья, чтобы оценить ужасы рабства для молодежи. Здесь, как сообщает Минц, историки использовали таблицы смертности, исследования питания и доказательства, собранные с кладбищенских останков, чтобы задокументировать плохое физическое состояние детей-рабов.

Напротив, историки довоенного детства среднего класса с большей вероятностью исследуют свой предмет, используя психологические детерминанты. Минц не игнорирует разрушительное воздействие болезней на младенческую и детскую смертность среди всех групп на протяжении девятнадцатого века.Однако его больше интересует новая эмоциональность, характерная для семьи среднего класса начала девятнадцатого века. Эти семьи, как объясняет Минц, «изобрели» современное детство как сентиментальное и защищенное (76).

Довоенные создатели современного детства опирались на антиавторитарные идеалы американской революции, поощрявшие юношескую автономию, на идеи Просвещения о податливости характера ребенка, а также на романтические и религиозные представления о детской невиновности. Однако именно падение рождаемости и экономический комфорт среднего класса в конечном итоге привели к возникновению эмоционально насыщенной семьи, в которой матери брали на себя ответственность за воспитание детей. В этой среде детство должно было быть периодом свободы от труда и временем расширенного формального образования.

По иронии судьбы, как отмечает Минц, этот сентиментальный взгляд на защищенное детство, которое «освободило детей из среднего класса от работы и позволило им посвятить свои детские годы образованию, также сделало труд бедных детей более важным для благополучия их семьи. -более того, чем в прошлом, и значительно увеличили эксплуатацию, от которой страдали эти дети »(92).Прошло более века или до 1950-х годов, прежде чем большинство детей в Соединенных Штатах можно было считать живущими современным детством, и даже тогда, когда бэби-бумеры вспоминают свое невинное и беззаботное детство, их ностальгия мало похожа на реальность. Как показывают отдельные главы книги, отставание было вызвано рабством и расизмом, иммиграцией и требованиями промышленного капитализма.

Тем не менее, те же идеи, которые мешали многим семьям усвоить атрибуты современного детства, также побудили реформаторов попытаться «спасти» зависимых, преступных и обездоленных подростков.Минц показывает, как изобретение современного ребенка привело к осознанию жестокого обращения с детьми, требованию обязательного образования, прекращению детского труда и необходимости экономической помощи детям, живущим в бедности. Очевидно, что история детства может внести большой вклад в наше понимание роста институциональной бюрократии и подъема государства всеобщего благосостояния. Изобретение современного ребенка также привело к развитию многих детских наук для клинического и экспериментального изучения и лечения молодежи и, как следствие, к передаче этим экспертам определенной степени родительской власти.

Еще одна ирония современного детства — юношеская автономия, воспитанная сильным интересом взрослых к обеспечению безопасного детства. Разделенные в собственном пространстве — от специальных детских садов дома до классов в школе, рассчитанных на возрастные группы — и обеспеченные соответствующими возрасту занятиями, молодые люди развивали свою собственную культуру, отличную от культуры взрослых и, казалось бы, вне их контроля. Потребительская экономика двадцатого века способствовала этой автономии. Это, однако, сказка с большей иронией; Продавцы, нашедшие прибыльный рынок среди независимой молодежи, также обеспечивали определенную степень неформального регулирования, поскольку их продукция ограничивала самостоятельные решения и подпитывала соответствие.

Минц посвящает большую часть глав книги истории современного ребенка. По мере того, как он перемещает обсуждение к постмодернистскому ребенку, миновав «молодежное землетрясение» 1960-х, революцию в области прав детей 1970-х и моральную панику 1980-х и 1990-х годов (например, из-за похищений незнакомцами и жестокого обращения в детских учреждениях) центры), он смещает акцент с исторического повествования на социальный комментарий. Минц хочет призвать современных взрослых создать детство, которое отражает реалии жизни наших детей, и он черпает свое послание непосредственно из истории детей и юношества.«Внешне, — пишет Минц, — постмодернистское детство похоже на досовременное детство» (4). Сегодняшние дети во многом «маленькие взрослые». Психологически зрелые в более раннем возрасте и ранее приобщенные к культуре потребления, сексуальным экспериментам и «реалиям взрослого мира» (4), сегодняшние дети вынуждены принимать решения, подобные взрослым. Тем не менее, благодаря изобретателям современного детства, мы, взрослые, постмодернистские, продолжаем думать о молодежи как о принципиально отличной от нас, поэтому мы не наделили нашу молодежь навыками, необходимыми для этого процесса.Вместо этого мы организовали детство в школах, на внешкольной работе и в условиях отдыха, и, как следствие, наши дети проводят гораздо больше времени с людьми своего возраста. Минц объясняет, что наше общество изолирует и воспитывает молодых людей больше, чем когда-либо; они проводят гораздо меньше времени со взрослыми, которые могут моделировать и объяснять им «реалии». «Наша задача, — заключает он, — состоит в том, чтобы обратить вспять процесс возрастной сегментации» (383). «Поскольку мы не можем оградить детей от всех пагубных влияний, важно, чтобы мы подготовили их к ответственному отношению к давлению и выбору, с которыми они сталкиваются», а это означает, что им нужны знания, а не убежище (382).Постпостмодернистское детство должно удовлетворить эту потребность; история досовременного детства дает нам ориентир. Это показывает нам, что когда дети сталкиваются с реалиями, похожими на взрослых, воспитание детей должно охватывать сообщество в целом; это нельзя оставлять на усмотрение родителей.

Это большая книга, позволяющая легко спорить о том, что было включено, а что было проигнорировано. Стэнли Фиш только что сообщил нам, что религия станет следующей категорией анализа, которая будет определять исторические исследования, и было бы интересно увидеть исчерпывающую историю детства, в которой подчеркивается это различие наряду с классом, расой и полом.Кроме того, делая акцент на социальном конструировании детства, можно задаться вопросом, возможно, Минц слишком сильно качнул маятник, слишком часто игнорируя биологическую преемственность в истории детства, подчеркивая существенные различия, основанные на времени и месте. Однако это второстепенные придирки, если противопоставить их мощному аргументу, поддерживаемому на протяжении всей книги. Послание Huck’s Raft — это совет постмодернистских родителей, защитников детей и историков.

Аргумент Стэнли Фиша о религии см. В «Единый университет под властью Бога?» Хроника высшего образования 51:18 (7 января 2005 г.), C1.

Эта статья впервые появилась в выпуске 5.3 (апрель 2005 г.).

---

Кэтлин В. Джонс — адъюнкт-профессор истории Технологического института Вирджинии и автор книги Укрощение проблемного ребенка: американские семьи, помощь детям и пределы психиатрических полномочий (Кембридж, Массачусетс., 1999).

Культура детства: мы ее почти разрушили

Источник: publicdomainpictures.net Предоставлено Дон Хадсон

Я не хочу преувеличивать роль взрослых в жизни детей, но, честно говоря, мы, взрослые, сильно преувеличиваем свою роль в наших теориях и представлениях о том, как развиваются дети. У нас есть это ориентированное на взрослых представление, что мы воспитываем , социализируем и обучаем детей.

Безусловно, мы важны в жизни детей.Мы нужны детям. Мы их кормим, одеваем, укрываем и утешаем. Мы приводим примеры (не всегда хорошие) того, каково быть взрослым. Но мы не воспитываем, не общаемся и не обучаем их. Они делают все это для себя, и в этом процессе они с гораздо большей вероятностью будут смотреть на других детей, чем на нас, взрослых, как на образцы. Если бы детские психологи были на самом деле детьми, психологами (детьми), теории детского развития были бы гораздо меньше о родителях и гораздо больше о сверстниках.

Дети биологически созданы, чтобы расти в культуре детства.

Вы когда-нибудь замечали, что вкусы вашего ребенка в одежде, музыке, манере речи, хобби и почти во всем остальном имеют гораздо большее отношение к тому, чем другие дети, как она знает, делают или любят, чем то, что вы делаете или любите? Конечно, есть. Дети биологически созданы, чтобы обращать внимание на других детей в своей жизни, стараться соответствовать им, иметь возможность делать то, что они делают, знать то, что они знают. На протяжении большей части истории человечества именно так дети получали образование, и именно так дети получают образование сегодня, несмотря на наши ошибочные попытки остановить это и передать образовательную работу взрослым.

Везде, где антропологи наблюдали традиционные культуры и обращали внимание на детей и взрослых, они наблюдали две культуры: культуру взрослых и культуру детей. Две культуры, конечно, не полностью независимы друг от друга. Они взаимодействуют и влияют друг на друга; а дети по мере взросления постепенно покидают культуру детства и переходят в культуру взрослой жизни. Детские культуры могут пониматься, по крайней мере, до некоторой степени, как практические культуры, где дети пробуют различные способы существования и практикуют, изменяют и развивают навыки и ценности взрослой культуры.

Впервые я начал серьезно думать о культурах детства, когда начал изучать сообщества охотников-собирателей. Читая и опрашивая антропологов, которые жили в таких обществах, я узнал, что дети в этих обществах — примерно с четырех лет до середины подросткового возраста — большую часть своего времени бодрствования проводили, играя и исследуя с группами других детей, вдали от взрослых (Gray, 2012, также здесь). Они играли в разновозрастных группах, в которых младшие дети подражали и учились у старших.Я обнаружил, что антропологи, которые изучали детей в других типах традиционных культур, также писали об участии детей в группах сверстников в качестве основного средства их социализации и образования (например, Lancy et al , 2010; Eibl-Eibesfeldt, 1989). Джудит Харрис (1998), обсуждая такое исследование, отметила, что популярная фраза Чтобы вырастить ребенка нужна деревня, верна, если ее интерпретировать иначе, чем обычная западная интерпретация. По ее словам (стр. 161): «Деревня нужна не потому, что ей нужен кворум взрослых, чтобы подтолкнуть заблудшую молодежь обратно на путь праведности.Для этого нужна деревня, потому что в деревне всегда достаточно детей, чтобы сформировать игровую группу ».

Я также осознал, размышляя обо всем этом, что мое собственное детство в Миннесоте и Висконсине в 1950-х годах во многом было похоже на детство детей в традиционных обществах. У нас была школа (что было не так уж важно сегодня) и работа по дому, а некоторые из нас работали неполный рабочий день, но, тем не менее, большую часть времени мы проводили с другими детьми вдали от взрослых. Моя семья часто переезжала, и в каждой деревне или районе города, в который мы переехали, я обнаруживал несколько иную детскую культуру, с разными играми, разными традициями, несколько разными ценностями, разными способами найти друзей.Каждый раз, когда мы переезжали, моей первой большой задачей было выяснить культуру моей новой группы сверстников, чтобы я мог стать ее частью. Я был по натуре застенчивым, что, на мой взгляд, было преимуществом, потому что я не просто ошибся и не выставил себя дураком. Я наблюдал, изучал, практиковал навыки, которые считал важными для моих новых сверстников, а затем начал осторожно входить и заводить друзей. В середине 20-го века ряд исследователей описали и задокументировали многие из детских культур, которые можно было найти в окрестностях по всей Европе и США (например,грамм. Opie & Opie, 1969).

Дети получают самые важные уроки в жизни от других детей, а не от взрослых.

Почему в ходе естественного отбора человеческие дети выработали такую ​​сильную склонность проводить как можно больше времени с другими детьми и избегать взрослых? Немного поразмыслив, нетрудно увидеть причины. Есть много ценных уроков, которые дети могут извлечь во взаимодействии с другими детьми, вдали от взрослых, которые они не могут выучить или с меньшей вероятностью усвоят во взаимодействии со взрослыми.Вот некоторые из них.

Аутентичное общение.

Не знаю, верно это или нет в традиционных культурах, но в современных западных культурах взрослые ужасно снисходительны по отношению к детям. Их общение с детьми, особенно с детьми из лучших побуждений, часто бывает нечестным. Рассмотрим, например, взрослого, который спрашивает четырехлетнего ребенка: «Какого цвета это?» указывая на красную игрушечную пожарную машину. Это не честный вопрос. Если взрослый не слепой или дальтоник, взрослый прекрасно знает, какого он цвета.Ребенок никогда не задаст такой глупый вопрос. Почти все вопросы, которые учителя задают во всех классах школы, нечестны; учитель знает ответ (или думает, что знает ответ, потому что прочитал его в учебном издании для учителя), поэтому ее вопрос на самом деле не является вопросом; это тест.

Или представьте себе взрослого, который говорит: «О, это красиво, какой вы замечательный художник», глядя на последние каракули ребенка. Дети никогда не хвалят друг друга так фальшиво.Даже когда дети взрослеют, взрослые склонны вовлекать их в отношения, которые предполагают, что либо взрослые, либо дети — идиоты, и часто их комментарии больше связаны с попытками научить детей чему-то или каким-то образом контролировать их, чем с искренние попытки поделиться идеями или действительно понять идеи ребенка.

Маленькие дети общаются друг с другом в основном в игровом контексте, и общение имеет реальный смысл. Они договариваются о том, во что и как играть.Они обсуждают правила. Они ведут переговоры очень похоже на то, как взрослые ведут переговоры друг с другом. Это гораздо лучшая практика для будущего общения взрослых и взрослых, чем виды «разговоров», которые дети обычно ведут со взрослыми.

Основы детского развития

По мере взросления детей, особенно в подростковом возрасте, их общение друг с другом все больше связано с эмоциями и проблемами, которые они испытывают.Они могут быть честными со своими друзьями, потому что их друзья не будут остро реагировать и пытаться взять на себя управление, как это могут сделать их родители или другие взрослые. Они хотят говорить о проблемах, важных в их жизни, но не хотят, чтобы кто-то использовал эти проблемы как еще один предлог для подчинения их. Они могут по уважительной причине доверять своим друзьям так, как не могут доверять своим родителям или учителям.

Независимость и отвага .

Конечная цель детства — уйти от зависимости от родителей и стать самим собой.Уже к двум годам — ​​«ужасным двойкам», когда любимое слово детей — «нет», — дети явно встают на этот путь. Обычно к четырем годам или чуть позже дети хотят уйти от родителей и других взрослых и проводить время с детьми, где они могут опробовать способы бытия, которые они не смогли бы попробовать в присутствии взрослых.

Детские культуры часто противопоставляются культуре взрослых, часто вполне сознательно и адаптивно. Даже маленькие дети начинают употреблять копрологические, «непослушные» слова, сознательно пренебрегая диктатом взрослых.Им нравится издеваться над взрослыми и находить способы нарушить правила. Например, когда школы устанавливают правила о ношении в школу даже игрушечного оружия, дети приносят в школу крошечные игрушечные пистолеты и пластиковые ножи в карманах и тайком демонстрируют их друг другу, с гордостью показывая, как они нарушили бессмысленное правило, навязанное взрослыми (Corsaso & Эдер, 1990).

Антрополог Коллин Турбулл (1982) отметил, что дети из группы охотников-собирателей, которую он изучал, строили свои собственные игровые хижины подальше от основного лагеря и проводили там часть своего времени, насмехаясь над взрослыми, преувеличивая их промахи и неважно. построенные аргументы.Чтобы адаптивно учиться у взрослых, дети должны не только впитывать то хорошее, что они видят, но также должны судить и переваривать плохое, а они не могут свободно делать это в присутствии взрослых.

Часть обретения независимости — это обретение смелости — смелости противостоять вызовам и справляться с чрезвычайными ситуациями, которые являются частью жизни каждого. В своих игровых группах, вдали от взрослых, дети повсюду играют так, как взрослые могут посчитать опасными и предотвратить их. Они играют с острыми ножами и огнем, лазают по деревьям и осмеливаются подняться выше.Маленькие дети в фантастической игре воображают себя имеющими дело с троллями, ведьмами, драконами, волками и другими хищниками и убийцами. Во всех подобных играх дети учатся справляться со страхом, что является важнейшим навыком для всех, кто намеревается остаться в живых и выздороветь перед лицом реальных жизненных опасностей, с которыми каждый сталкивается в определенные моменты своей жизни (подробнее об этом здесь).

Играя между собой, дети создают свои собственные занятия и решают свои проблемы, а не полагаются на влиятельную фигуру, которая сделает это за них.Это одна из величайших ценностей игры вдали от взрослых. В такой игре они должны как бы быть взрослыми именно потому, что взрослых здесь нет. Игра — это тренировочное пространство для взрослой жизни. Взрослые портят эту большую цель игры, когда вмешиваются и пытаются помочь.

Создание и понимание цели и возможности изменения правил .

Фундаментальное различие между играми для взрослых и детьми состоит в том, что взрослые обычно соблюдают фиксированные, заранее установленные правила, тогда как дети обычно считают правила изменяемыми.Когда взрослые играют в бейсбол, скрэббл или почти во что-нибудь, они следуют или пытаются следовать «официальным» правилам игры. Напротив, когда дети играют, они обычно сами придумывают правила (Youniss, 1994). Это верно, даже когда они играют в такие игры, как бейсбол или скрэббл, если нет взрослых, которые соблюдают официальные правила. (Мой рассказ о том, как я усвоил этот урок о Скраббле от двух 9-летних девочек, см. Здесь.) Это один из способов, которым детская игра обычно намного более творческая, чем игра взрослых.

Известный психолог развития Жан Пиаже (1932) давно заметил, что дети развивают более сложное и полезное понимание правил, когда они играют с другими детьми, чем когда они играют со взрослыми. У взрослых создается впечатление, что правила установлены, что они исходят от некоего высокого авторитета и не могут быть изменены. Но когда дети играют с другими детьми, из-за более равноправного характера отношений они не стесняются бросать вызов представлениям друг друга о правилах, что часто приводит к переговорам и изменению правил.Таким образом, они узнают, что правила не установлены небом, а являются человеческими изобретениями, которые делают жизнь более веселой и справедливой. Это важный урок; это краеугольный камень демократии.

Практика и развитие навыков и ценностей взрослой культуры.

Даже отличаясь от взрослой культуры, дети привносят черты этой культуры в свою. Дети включают в свою игру многие навыки и ценности, которые они наблюдают у взрослых.Вот почему дети в культурах охотников-собирателей играют в охоту и собирательство; почему дети в сельскохозяйственных культурах играют в фермерство; и почему дети в нашей культуре играют за компьютерами. Именно поэтому дети-охотники-собиратели не играют в соревновательные игры (взрослые в их культуре избегают соревнований), в то время как дети в нашей культуре действительно играют в соревновательные игры (хотя и не в той степени, в которой они играют, когда в них участвуют взрослые).

Дети в игре не просто имитируют то, что они наблюдают среди взрослых.Скорее они интерпретируют то, что наблюдают, пробуют вариации этого и таким образом стремятся понять это. Детские игры всегда творческие, и в своих играх они экспериментируют с новыми творческими вариациями тем, заимствованных у взрослых. Именно так каждое новое поколение опирается на культуру поколения своих родителей, а не просто копирует ее.

Детей естественным образом привлекают новейшие инновации в окружающей их культуре. Взрослые часто с подозрением относятся к таким изменениям, но дети их принимают.Сегодня это подтверждается стремлением детей научиться пользоваться новейшими компьютерными технологиями; в этом они часто намного опережают своих родителей. Детская культура совершенно естественно и адаптивно фокусируется на навыках, важных для мира, в котором они растут, а не мира, каким он был, когда росли их родители. Взрослые в каждом поколении, кажется, оплакивают тот факт, что их дети играют не так, как в детстве. Это еще одна из причин, по которой детям нужно уходить от взрослых, чтобы играть наиболее адаптивно.

Уживаться с другими на равных.

Основное различие между взрослыми и детьми, которое влияет на их взаимодействие, связано с властью. Взрослые, благодаря своему большему размеру, силе, статусу, опыту в мире и контролю над ресурсами, имеют власть над детьми. Таким образом, взаимодействие детей со взрослыми, как правило, неуравновешено, несмотря на разрыв во власти. Если дети собираются вырасти и вырастут эффективными взрослыми, они должны научиться ладить с другими на равных.По большей части они могут практиковать это только с другими детьми, а не со взрослыми.

Возможно, самая важная функция культуры детства — научить детей ладить со сверстниками. Дети постоянно практикуют это в социальных играх. Чтобы играть с другим человеком, вы должны обращать внимание на потребности другого человека, а не только на свои собственные, иначе этот человек уйдет. Вы должны преодолеть нарциссизм. Вы должны научиться делиться. Вы должны научиться вести переговоры таким образом, чтобы уважать идеи другого человека, а не только ваши.Вы должны научиться отстаивать свои потребности и желания, в то же время понимая и пытаясь удовлетворить потребности и желания своего товарища по играм. Это, возможно, самый важный из всех навыков, которым люди должны овладеть для успешной жизни. Без этой способности невозможно иметь счастливый брак, настоящих друзей или партнеров по совместной работе.

Необходимость научиться обращаться с другими на равной основе — основная причина, по которой детям нужно расти в культуре детства.Он лежит в основе всего остального, чему дети лучше всего учатся со сверстниками. Причина, по которой дети общаются с другими детьми более аутентично, чем со взрослыми, почему они могут проявлять независимость и смелость с другими детьми лучше, чем со взрослыми, почему они могут лучше узнать об изменяемости правил с другими детьми, чем со взрослыми, и почему они могут более свободно практиковать взрослые навыки с другими детьми, чем со взрослыми, потому что их отношения с другими детьми являются отношениями равенства, а не отношениями доминирования и подчинения.

Битва взрослых против культур детства ведется веками.

Взрослые охотники-собиратели, казалось, понимали, что детям необходимо расти в основном в культуре детства, с небольшим вмешательством взрослых, но это понимание, похоже, ухудшалось с ростом сельского хозяйства, землевладения и иерархических организаций власти среди взрослых (Gray , 2012). Взрослые начали считать своим долгом подавлять врожденное своенравие детей, чтобы способствовать послушанию, которое часто включало попытки отстранить их от влияния других детей и подчинить их авторитету взрослых.Первые системы обязательного школьного образования, которые являются предшественниками наших сегодняшних школ, возникли именно с этой целью.

Если есть отец современных школ, то это священник-пиетист Август Герман Франке, который разработал систему обязательного школьного образования в Пруссии в конце 17 века, которая впоследствии была скопирована и доработана по всей Европе и Америке. Франке писал в своих инструкциях школьным учителям: « Прежде всего необходимо сломить естественное своенравие ребенка.Хотя школьный учитель, который стремится сделать ребенка более образованным, заслуживает похвалы за развитие интеллекта ребенка, он сделал недостаточно. Он забыл о своей самой важной задаче, а именно о том, чтобы сделать волю послушной. »Франке считал, что самый эффективный способ сломить волю детей — это постоянный контроль и присмотр. Он писал: « Молодежь не знает, как регулировать свою жизнь, и естественно склонна к праздному и греховному поведению, когда она предоставлена ​​самим себе.По этой причине в этом учреждении [прусских пиетистских школах] действует правило, согласно которому ученика никогда не выпускают без присмотра. Присутствие наставника подавит склонность ученика к греховному поведению и постепенно ослабит его своенравие ». [Цитировано Мелтоном, 1988.]

Сегодня мы можем отвергнуть формулировку Франке, но основная предпосылка большей части политики взрослых по отношению к детям все еще остается в традициях Франке. Фактически, общественные силы сговорились сейчас претворить в жизнь рекомендацию Франке гораздо эффективнее, чем это происходило во времена Франке или в любое другое время в прошлом.Родители пришли к убеждению, что разрешать детям играть с другими детьми вдали от взрослых опасно и безответственно, поэтому ограничения на такие игры стали более строгими и эффективными, чем когда-либо прежде. Увеличивая количество времени, проводимого в школе, расширяя домашние задания, постоянно заявляя о важности высоких результатов на школьных тестах, запрещая детям посещать общественные места без сопровождения взрослых и заменяя бесплатные игры спортом и уроками под руководством взрослых, мы получили создали мир, в котором дети почти всегда находятся в присутствии руководителя, который готов вмешаться, защитить и помешать им проявить смелость, независимость и все остальное, что дети лучше всего практикуют со сверстниками, вдали от взрослых.В другом месте (Gray, 2011, и здесь) я утверждал, что именно поэтому сегодня мы наблюдаем рекордные уровни тревожности, депрессии, самоубийств и чувства бессилия среди подростков и молодых людей.

Интернет сегодня спаситель детской культуры

Однако есть одна спасительная милость, одна причина, по которой мы, взрослые, не полностью сокрушили культуру детства. Это Интернет. Мы создали мир, в котором детям более или менее запрещено собираться в физическом пространстве без взрослых, но дети нашли другой способ.Они собираются вместе в киберпространстве. Они играют в игры и общаются через Интернет. Они создают свои собственные правила, культуру и способы общения с другими через Интернет. Они издеваются над взрослыми и попирают правила взрослых в Интернете. Они, особенно подростки, делятся мыслями и чувствами с друзьями через текстовые сообщения и социальные сети, и они на несколько шагов опережают своих родителей и других взрослых в поисках новых способов сохранить свою конфиденциальность во всем этом (подробнее об этом здесь).

Конечно, мы все время слышим от многих педагогов и «экспертов» по ​​воспитанию детей, что мы должны запретить или ограничить детское «экранное время».»Да, если бы мы все сделали это, по-прежнему запрещая им посещать общественные места без присмотра взрослых, мы, наконец, смогли бы разрушить культуру детства. Мы не позволили бы детям обучать себя так, как они всегда делали, и мы увидим рост поколения взрослых, которые не знают, как быть взрослыми, потому что у них никогда не было возможности практиковать это.

————

Источник: Basic Books, используется с разрешения

А что вы думаете по этому поводу? … Этот блог частично является форумом для обсуждения.Я и другие читатели с уважением отношусь к вашим вопросам, мыслям, историям и мнениям, независимо от того, в какой степени мы согласны или не согласны. Psychology Today больше не принимает комментарии на этом сайте, но вы можете оставить комментарий, перейдя в мой профиль в Facebook, где вы увидите ссылку на этот пост. Если вы не видите этот пост в верхней части моей шкалы времени, просто введите заголовок поста в параметр поиска (щелкните значок с тремя точками в верхней части шкалы времени, а затем значок поиска, который появляется в меню), и оно появится.Следуя за мной в Facebook, вы можете комментировать все мои сообщения и видеть комментарии других. Обсуждение часто бывает очень интересным.

См. Также Бесплатное обучение , self-directed.org (чтобы узнать об Альянсе за самостоятельное обучение) и присоединяйтесь ко мне на Facebook.

Неужели современная культура губит детство? — Технология Wrangler

разработана и стала настолько простой в использовании, что достигла более молодых поколений. Почти всегда можно прогуливаться по общественным местам и видеть, как шестилетний ребенок пользуется iPad, который больше, чем он сам.Но должны ли мы рассматривать современные технологии как негативный аспект культуры, влияющий на детство подрастающих поколений, или как возможность для продвижения в этой современной культуре?

Одна точка зрения может быть услышана от наших родителей ежедневно. «Когда я был в твоем возрасте, мы…» Некоторые вредные привычки подростков можно проследить до того, как они выросли. Рост в среде, окруженной технологиями, не позволяет детям проводить время за другими занятиями. Позже это могло спровоцировать появление вредных привычек и депрессии в подростковом возрасте.

Социальные сети особенно негативно влияют на молодые и растущие умы. Детей побуждают выглядеть худыми, спортивными или бунтовать. Социальные сети могут быть платформой, которая не позволяет детям иметь собственное мнение и учит их с раннего возраста, что есть только один способ смотреть на вещи.

С точки зрения студента YLHS, я поддерживаю тот факт, что технологии повлияли на жизнь детей скорее отрицательно, чем положительно. Дети не должны подвергаться воздействию технологий в таком раннем возрасте.Их умы все еще развиваются, и технологии не должны так влиять на них. Им следует позволить позволить своему мозгу расти самостоятельно и жить жизнью вне технологического мира.

С другой стороны, учителя могут поддерживать технологии в школе. Технологии предоставляют более быстрый и эффективный метод обучения. При более быстром подходе к обучению дети могут узнать больше в детстве и ускорить усвоение информации.

Этот конец аргументации также может служить подтверждением того, что социальные сети можно изображать как платформу, которая положительно влияет на детей.Благодаря глобальным движениям, таким как равенство женщин, бодипозитив, принятие ЛГБТ и т. Д., Социальные сети часто используются для продвижения этих позитивных движений. Это позволяет принять уникальность и научить детей принимать свою индивидуальность.

Томми Херингтон (10) говорит: «Поскольку современная культура также меняется в лучшую сторону, то, что показывают в социальных сетях, не всегда плохо. Дети сталкиваются не только с негативными вещами, но и с позитивными идеями ». Теперь технологии открывают доступ к новым современным идеям, которые способствуют развитию умы детей.

Но как молод еще слишком молод?

По данным Common Sense Media, из детей в возрасте до восьми лет около 42 процентов имеют собственный планшет. Можно задаться вопросом, как и почему у такого маленького ребенка должно быть собственное устройство. В конце концов, такой маленький ребенок не должен пользоваться этими технологиями. Кроме того, эта технология не позволяет детям быть активными и заниматься такими видами деятельности, как игры на улице. С увеличением использования технологий дети становятся менее активными и в будущем станут ленивыми взрослыми.

В целом, увеличение использования технологий в детстве имеет как положительные, так и отрицательные последствия. Лично я считаю, что это оказывает более негативное влияние на детство подрастающего поколения, но я также понимаю положительное влияние, которое оно оказывает на образование. Однако будущие поколения должны работать над минимизацией негативного воздействия технологий на молодое поколение. В целом, технологии не следует рассматривать как новый и злой аспект современной культуры, а также нельзя рассматривать их как нечто, без чего не могут жить дети.

Что мы ждем от современного детства? — Блог — Центр гражданственности, идентичности и управления (CCIG)

Это вопрос, лежащий в основе нашей новой отредактированной книги «Семейные проблемы? Изучение изменений и проблем в семейной жизни детей и молодежи. Хотя современное детство, несомненно, сложно и многогранно, и некоторые сожалеют о том, что они считают исчезновением или эрозией детства, также кажется бесспорным, что большие надежды также сильны и настойчивы не только на улучшение благополучия детей, но и на улучшение их положения. идеализированное детство как особое время невинности и свободы.Считается, что «правильное» детство подкрепляется безопасной и любящей семейной жизнью, с полным вниманием к потребностям детей в развитии и обучении, а также с особыми мероприятиями, такими как походы в тематические парки, а также все подарки и украшения на дни рождения и Рождество. Таким образом, сразу становится очевидным, что это идеал, которого многие дети во всем мире могут не испытывать — даже на процветающем глобальном Севере экономические спады усиливают материальное неравенство между жизнями детей, которое всегда присутствовало.Итак, насколько полезен этот идеал детства как для родителей, так и для детей, и насколько хорошо он готовит детей к жизни в целом?

Изменения и проблемы, несомненно, характерны для всей семейной жизни, поэтому, когда «неприятности» с пользой рассматриваются как «нормальная» часть семейной жизни детей и молодых людей, и когда они считаются серьезными беспокойствами и хлопотами, и если да, то для кого и с какими последствиями? Когда нам нужно «нормализовать проблемы», а когда может быть необходимо, наоборот, «нарушить норму» и признать вред в практике, которая все еще считается само собой разумеющейся в некоторых контекстах? И, подвергая сомнению идеализацию детства, рискуем ли мы подорвать важные достижения, достигнутые в улучшении положения детей в целом с конца 20 века, например, посредством Конвенции ООН о правах ребенка?

Это некоторые из действительно сложных вопросов, с которыми мы сталкиваемся с тех пор, как мы провели коллоквиум в Лондоне в июле 2010 года, чтобы начать диалог и открыть несколько новых разговоров на сложные темы.С тех пор правительство Великобритании инициировало свою политику в отношении проблемных семей, в которой используются определенные критерии для создания четкой категории из 120 000 идентифицируемых семей для интенсивного вмешательства. Такие категориальные границы могут иметь свое применение, хотя могут быть и опасностями. Но наша цель работала в противоположном направлении, ставя под сомнение такие границы и развивая диалоги в различных областях работы, а также спрашивая, какое значение это имеет для культурных ресурсов, доступных детям, если мы рассматриваем проблемы как в некоторой степени « нормальные » (ожидаемая и ожидаемая) черта детства и семейной жизни.Открытие такого рода разговоров в книге предполагает пересечение границ между основным направлением и проблемно-ориентированными семейными исследованиями, между исследователями и практиками по широкому кругу различных вопросов.

Такой взгляд на вещи может выявить сложности, двусмысленность и дискомфортную неопределенность, которая может казаться бесконечной. Но это также может быть реалистичным взглядом на беспорядок реальной семейной жизни для всех нас. И признание этого может иметь важное значение для формирования наших ожиданий относительно жизни детей.Что реально означает «правильное детство» в глобализирующемся и быстро меняющемся мире?

Тем не менее, хотя обсуждение таких вопросов может быть продуктивным и важным, где это дает практикам и политикам, пытающимся ответить на такие вопросы в практическом плане, ответы, которые могут быть горячо обсуждены и оспорены, с важными последствиями для детей, молодых людей. а жизнь родителей? Таким образом, книга также пытается найти ответы на некоторые из этих вопросов, даже если пытается разобраться с их сложностями.

Для получения более подробной информации о книге посетите веб-сайт Policy Press.

Этот пост был первоначально опубликован на веб-сайте Policy Press 5 апреля 1013 года Джейн Риббенс Маккарти, Кэрол-Энн Хупер, Вэл Гиллис, авторами книги «Семейные проблемы?

Детство в Англии раннего Нового времени

Введение
История раннего современного ребенка — это, по сути, история непрерывности. Хотя некоторые, в частности Филипп Арьес, утверждали, что детство претерпело глубокую трансформацию в конце средневековья, данные свидетельствуют о том, что ранние современные дети в конечном итоге были очень похожи на своих средневековых и классических предшественников.Они тоже рассматривались как уязвимые существа, чья когнитивная и духовная «незавершенность» более или менее предполагалась. В самом деле, как однажды заметил историк Стивен Озмент, ранний современный ребенок был «существом в поисках человечности». Однако этот не совсем человеческий статус не только не принижал детей, но и привлекал внимание к их отличительным способностям и поведению; иногда это даже придавало им особый символический статус в их общинах. Для изучающего культуру эта характеристика ребенка заслуживает подробного рассмотрения, поскольку она имеет последствия для того, как мы думаем о драме, религиозной жизни и политике в этот период.Далее мы будем отслеживать «промежуточный» статус детей по трем важным темам: разум, священное и игра.

Дитя и разум
Ограниченные познавательные способности детей были обычным явлением в ранней современной культуре, которая часто называла их «простыми» или «обезьяньими» — всего лишь имитаторами преднамеренных действий, которые взрослые предпринимали по определенным причинам. Жан Кальвин, например, чьи труды оказали такое влияние на английскую духовность, смягчил знаменитый отрывок из Матфея 18 о ценности «маленьких детей», сказав, что этот конкретный возраст «отличается простотой до такой степени, что [они]] незнакомы с степенями чести и со всеми побуждениями к гордости.Как мы увидим ниже, такая «простота» имела духовную ценность, но идея о том, что дети не осознавали практической или социальной ценности, налагаемой на вещи человеческим разумом, была, по сути, заявлением об их незавершенности в развитии. Например, в ранней психологической работе Томаса Райта, озаглавленной « Страстей разума », автор отмечает, что дети «не пользуются разумом и руководствуются внутренним воображением, не следуя ничему другому, кроме того, что нравится. их чувства, даже в той же манере, что и у зверей.”

В дополнение к тому, что дети смотрели на животных, такие писатели, как Райт, также сравнивали их с глупыми взрослыми. Что особенно беспокоило в этом состоянии погруженности в воображение, так это то, что оно не давало возможности отвлечься от забот взрослых; По сути, это было погружением в «фантазию» или воображение, а не в мир опыта. Многим казалось, что дети занимают что-то вроде средней ступени на лестнице сотворенных существ: в отличие от своих взрослых начальников им не хватало оригинальности, которая, как считалось, исходила от самодисциплины и размышлений.(Позже романтики изменили эту идею, приравняв творчество к детской непосредственности.) Сам Шекспир цитирует одну из этих пословиц в книге «Ричард III, год» года, когда королева Елизавета говорит кардиналу не повторять конфиденциальную информацию перед молодыми принцами, потому что « у кувшинов есть уши »(2.4.37). Она имеет в виду, что дети являются вместилищами слов: они собирают то, что слышат, а затем повторяют эту информацию в неподходящих ситуациях. Представление о том, что дети будут просто повторять вещи, не обязательно понимая их, наводило на мысль о сравнении с попугаями, еще одним известным «повторяющимся» животным.

Подобные сравнения с предметами, животными и другими неразумными существами не всегда были нелестными, как показывает следующая пословица: «Истину говорят младенцы и глупцы». Хотя можно было думать о детях как о не имеющих базовых способностей взрослых к рассудительности, отсутствие у них сдержанности и естественной спонтанности также может сделать их слова более правдоподобными. Если детям не хватало разума, а вместе с ним и способности подвергать цензуре свою речь и действия из уважения к приличиям, было вполне понятно, что истина могла исходить «из уст младенцев», если цитировать другое библейское банальное место.

Шекспир и его современники, кажется, верили в этот принцип абстрактно, но они также признали, что дети способны лгать ради собственной выгоды (или выгоды своих родителей). Сам король Иаков стал экспертом в выявлении обманов детей и подростков, которые притворились заколдованными или одержимыми демонами. В ранних исследованиях колдовства дети были образцовыми жертвами, разыгрывая сценарий демонической одержимости, который включал в себя «припадки», неконтролируемый плач, говорение «глухими голосами» и «рвоту» булавками.Так было с детьми Трокмортонов, чьи припадки и судороги в городе Варбойз в Хантингдоншире привели к казни двух ведьм, которые, как считалось, преднамеренно преследовали их. Эти и другие дети служили могущественными свидетелями силы демонических действий именно потому, что их считали как-то «низшими» в иерархии созерцающих существ. В той мере, в какой они сами были «пусты» от взрослых мотивов и разума, они могли быть наполнены другими силами, которые, казалось, захватывали их извне.

Младенец и святое
Когда Мартин Лютер прибил свои Девяносто пять тезисов к церковной двери в Виттенберге, Германия, в 1517 году, он привел в движение Реформацию, движение, направленное на очищение Римско-католической церкви, что в конечном итоге привело к утверждению протестантизма. Реформация оказала сильное влияние на английскую культуру, и поэтому неудивительно, что дети были вовлечены во многие религиозные реформы (и контрреформы), которые проводились в этот период.Мы не можем быть уверены в том, представлял ли рост религиозных публикаций в Англии шестнадцатого века органическое, массовое принятие протестантизма или просто рвение богословов и священнослужителей. Но многие из сохранившихся текстов предполагают, что дети считались основной мишенью для писателей, желавших продвигать реформированные идеи и религиозные обычаи.

Большое количество катехизисов, например, было составлено реформаторами, чтобы попытаться включить самых молодых членов населения в новую веру.Эти катехизисы часто предназначались для подготовки детей к возможному допуску к причастию, хотя они сильно беспокоились по поводу принятия причастия, прежде чем они полностью осознали его значение. Фактически, у нас есть примеры катехизисов, предназначенных для детей в возрасте от трех лет, а в некоторых случаях положения доктрины просто зачитывались взрослыми, чтобы ребенок отвечал «да» или «нет». Распространение упражнений на вопрос-ответ, разработанных специально для обучения детей основам реформированной доктрины, свидетельствует как об амбициях реформаторов, которые хотели включить в свои реформы самое молодое поколение, так и об их понимании того, что дети (наряду с неграмотными или полуграмотными) взрослые) должны были получить обучение в форме, специально адаптированной к их уровню образования.

На ритуал крещения, когда детей окропляли святой водой в присутствии старших духовных опекунов, также повлияло изменение взглядов на силу церковных таинств. Мы знаем, что крещение широко практиковалось английскими родителями, независимо от того, принадлежали они к новой протестантской вере или нет. Сохранившиеся специальные «мирские» ткани, которыми оборачивали новорожденных детей, дают нам некоторое представление о важности этого ритуала для тех, кто его совершает.Крещение представляло собой формальный переход на попечение церкви и, согласно католической доктрине, давало определенные духовные преимущества, даже если оно не «спасало» ребенка окончательно от первородного греха. Протестанты беспокоились о силе, которую можно было бы вложить в такие ритуалы, поскольку для них было важно подчеркнуть личное, сознательное согласие индивида на духовные обязательства — согласие, которое не может быть полностью дано младенцем. Таким образом, для Лютера и других мыслителей Реформации крещение было скорее символом грядущего искупления, чем фактическим преобразованием через вливание благодати.Такие дебаты обращают наше внимание на важность осознанного выбора и волевой (в отличие от бездумной) веры в новое религиозное сознание, постепенно укрепляющееся в Англии. В той степени, в которой эти духовные действия понимались как происходящие в сознательной душе индивидуума, дети представляли важный «предельный случай» для размышлений о том, насколько ответственным может быть человек за свое спасение.

И все же, даже если дети не могли полностью выбрать спасение, им давно приписывалась духовная чистота, которая заставляла их казаться близкими к Богу.К концу семнадцатого века ребенок становился образцом нового вида благочестия, подчеркивающего «простоту» религиозной преданности. Английский поэт Томас Траэрн, например, предложил мощное видение невинности в своем сборнике религиозных стихов « Century », в то время как квакеры исповедовали дух спонтанной, непосредственной духовной аутентичности. Предвкушая Вордсворта, Трээрн связывает младенчество с «возвышенным и небесным величием»:

Те чистые и девственные предчувствия, которые у меня были из чрева, и тот божественный свет, которым я родился, являются лучшими до сего дня, когда я могу видеть Вселенную…. Конечно, у Адама в раю не было более сладких и любопытных представлений о мире, чем у меня, когда я был ребенком. (Третий век, сек. 1)

Некоторые из этого предпочтения «простого» благочестия напоминают средневековые рассказы католических святых, которые творили великие дела в свои ранние годы, но традиция рассматривать детей как образец для и сложной духовности и суждений кажется другим акцентом. Качества простоты и чистоты могут означать разные вещи для разных религиозных групп.В некоторых случаях эта скороспелость и невинность могли символизировать будущее церкви или простоту взрослой духовности, когда она была настроена на основные истины Евангелия. Когда, например, пуритане начали писать свои собственные духовные автобиографии в семнадцатом веке, писатель часто проявлял признаки духовного пробуждения и совести в детстве. Таким образом, дети изображались способными уловить основные основания для искупления — по сути, переживая тот тип опыта обращения, который обычно ассоциировался со взрослой духовностью.Подобные истории о раннем духовном развитии детей или о детской духовности взрослых свидетельствуют о том, что дети были неотъемлемой частью религиозной жизни Реформации как символы идеальной веры и будущих христиан, которых нужно культивировать с самых ранних лет.

Дети и игра
Одним из религиозных праздников так называемой «старой религии» католицизма был праздник Мальчиков-епископов, мероприятие, которое началось в декабре, когда дети переодевались епископами церкви, читали проповеди своим старейшинам и маршировали по городу. в инсценированных шествиях.Историки и антропологи называют этот вид праздника ритуалом «инверсии», когда обычные авторитеты понижаются в должности, а второстепенные занимают центральное место. Такие события могли стать «предохранительным клапаном» для создания социальной напряженности, но они также могли послужить поводом для серьезной критики церкви и ее практик. Мы не уверены, насколько «радикальным» был этот тип праздников на самом деле — было ли это просто праздничным времяпрепровождением или настоящим моментом, когда власти были призваны к ответу, — но факт, что католики придерживались этой практики даже тогда, когда Генрих VIII объявил ее вне закона. и Эдуард VI (возрожденный к тому времени Марией) предполагает, что это было популярное событие.

В одной из этих проповедей, прочитанных в Глостерском соборе мальчиком-епископом Джоном Стабсом в 1558 году (написанной церковным чиновником), мальчик наставляет своих старших на их ребячество. «Это чудо, — говорит он, — видеть среди вас столько детей в возрасте и так мало невинных в манерах». В какой-то момент он выбирает молодого слушателя из аудитории для похвалы только для того, чтобы указать на ловушки доверчивых невинных лиц: «Посмотрите ему в лицо, и вы подумаете, что масло не тает во рту; но как бы он ни выглядел гладко, я не хочу, чтобы вы следовали за ним, если вы знаете столько же, сколько я.По-видимому, певчий (мальчик из хора), который читал проповедь, рассмеялся бы над этой строкой, поскольку сам обладал некоторыми качествами ангельского (но все еще непослушного) мальчика, которого он берет в качестве примера.

Праздник Мальчика-епископа иллюстрирует важный аспект поведения детей, который историк может понять только косвенно из свидетельств: их способность дурачиться и играть. Эта способность, должно быть, была признана и оценена взрослыми, которые, по сути, «разрешили» Мальчику-епископу вступить в должность и устроить забавный перерыв в праздничные дни, окружающие Рождество.Однако такая игра была бы скорее исключением, чем правилом, поскольку социальные историки говорят нам, что большинство детей отправляли на работу в ученичество или выполняли мелкие домашние дела, как только они могли вносить свой вклад в семью. Поскольку подавляющее большинство англичан зарабатывали на жизнь ручным трудом или ремеслами, «отдых с детьми» контролировался сравнительно меньше, чем сегодня.

Задолго до того, как дети достигли подросткового возраста, девочкам, возможно, давали сдельную работу по дому, а мальчикам давали элементарные задания, которые могли привести их к ученичеству в одной из гильдий.Более социально привилегированные дети также были бы введены во взрослый мир сравнительно рано, поскольку практика помещения своих детей в другие богатые семьи (чтобы научить их их социальной роли) была довольно распространенной. Хотя историки спорят о том, относились ли к детям раннего Нового времени более снисходительно по мере того, как расширенная семья сокращалась и семьи становились более тесно или «аффективно» связаны, кажется очевидным, что сама игра была явно передышкой от мира взрослых. Однако это не означает, что детские игры были предназначены только для детей.

Действительно, взрослые стремились вовлечь детей в особенно прибыльный вид спектаклей в детских театральных труппах, которые процветали в Лондоне в конце шестнадцатого и начале семнадцатого веков. Детские труппы St. Paul’s и Blackfriars Theatre (закрытый театр, который в конечном итоге реквитирует труппа Шекспира) представляли драмы для платной публики в Лондоне. Актеры в этих труппах были набраны из хоровых школ, где они должны были пройти обучение латыни и пению; их работа в театре дополняла средства, выделяемые на их образование и содержание их королевскими покровителями.Некоторые из самых выдающихся драматургов Лондона написали пьесы для детских трупп: Чепмен, Марстон, Миддлтон, Деккер и самый известный из них — Бен Джонсон.

Jonson’s Cynthia’s Revels , например, представляет собой вступительную вводную часть, в которой дети-актеры спорят, кому из них будет разрешено говорить пролог. По мере того, как аргумент выходит из-под контроля, один ребенок, которому запретили эту роль, решает испортить заговор автора, рассказав «все аргументы своей пьесы заранее.«Хотя катастрофа является преднамеренной, очевидно спонтанное восстание ребенка-исполнителя в этой сцене призвано сыграть на чувстве аудитории, что дети довольно часто могут быть непослушными, и что такое озорство было забавным.

Позже в этом веке дети начали ассоциироваться с пророчеством, особенно во время Междуцарствия, когда мир, по запоминающейся фразе Кристофера Хилла, казалось, был «перевернут с ног на голову». Эти дети часто предсказывали скорое возвращение монарха — или, что апокалиптически, Короля королей — населению, которое уже было дестабилизировано беспрецедентной казнью Карла I.Даже в таком возвышенном контексте представление о том, что ребенок был игровым существом, тем не менее, могло оказывать определенную скрытую силу на тех, кто был свидетелем и записал такие пророчества. Слышать, как ребенок говорит о национальной политике или эсхатологии, было бы арестом именно потому, что детей были связаны с такими серьезными темами. Таким образом, в случае с пророческим ребенком у нас есть пример сложного взаимодействия общей «мудрости» о детях и конкретной ситуации, в которой эти убеждения могут быть подтверждены или перевернуты.

Детские предания представляли собой гибкую совокупность идей и ассоциаций, в которые писатели и исполнители раннего Нового времени могли погрузиться и изменить по мере того, как того требовала ситуация. Хотя эти знания могли быть неточными — очевидно, что все дети не были попугаями, пророками или озорниками, — тем не менее было полезно иметь наготове такой источник историй и ассоциаций. Без таких идей реальные действия детей было бы трудно, если вообще возможно, интерпретировать.

Рекомендуемая литература
Каннингем, Хью. Дети и детство в западном обществе с 1500 года. Нью-Йорк: Лонгман, 1995.

Bunge, M. J., ed. Младенец в христианской мысли. Гранд-Рапидс, Мичиган: Wm. Издательство Б. Эрдмана, 2001.

.

Грин, Ян. «« Для детей в Йиере и для детей в понимании »: появление английского катехизиса при Елизавете и ранних Стюартах». Журнал церковной истории 37: 3 (1986): 397-425.

Иммель, Андреа и Майкл Уитмор, ред. Детские и детские книги в Европе раннего Нового времени, 1550-1800 . Нью-Йорк: Рутледж, 2005.

.

Маркус, Лия. Детство и культурное отчаяние: тема и вариации в литературе семнадцатого века. Питтсбург: Университет Питтсбурга, 1978 год.

Озмент, Стивен. Когда правили отцы: семейная жизнь в Европе Реформации. Кембридж: Гарвардский университет, 1983.

Шахар, Суламифь. «Праздник мальчика-епископа: исследование отношения церкви к детям в высоком и позднем средневековье». В церкви и детстве. Ed. Д. Вуд. Оксфорд: Блэквелл, 1994.

Шапиро, Михаил. Дети пирушек: Мальчишники времен Шекспира и их пьесы. Нью-Йорк: Колумбия, 1977 г.

Стоун, Лоуренс Семья, секс и брак в Англии, 1500-1800. Нью-Йорк: Харпер и Роу, 1977.

Кейт Томас, «Возраст и авторитет в ранней современной Англии», Proceedings of the British Academy 62 (1976): 205-248.
—. «Дети в ранней современной Англии». У детей и их книг , изд. Г. Эйвери и Дж. Бриггс (Оксфорд: Clarendon Press, 1989), 45-77

Национальное государство, школа и глобализация XIX века в JSTOR

Абстрактный

В этой статье исследуется создание концепции детства в Японии в 19-м и начале 20-го веков. Несмотря на утверждения современных японских комментаторов об обратном, детство как отдельный этап жизни не полностью отсутствовало в японском культурном ландшафте.В период раннего Нового времени в Японии социальные и экономические изменения привлекли повышенное внимание к детям, что привело к росту школьного образования и ритуалов, ориентированных на ребенка. Тем не менее представления о детстве были преобразованы в связи с вовлечением Японии в процесс глобализации во второй половине XIX века. Это взаимодействие имело место в контексте западного империализма, который представил японским лидерам институциональные модели, которые вызвали широкий интерес в детстве. Особенно критично было национальное государство, создавшее императив мобилизации людей — и, в более широком смысле, детей — на службу государству, и школа, которая предоставила средства для достижения этой цели.К 1890-м годам в школах, наряду с другими социальными и экономическими изменениями, возникшими в результате интеграции Японии в систему глобального капитализма, начали формироваться новые представления о детстве. В то же время социальные комментаторы в Японии начали участвовать в международных дебатах по вопросам, касающимся детства, и нашли нетерпеливую внутреннюю аудиторию для своих голосов среди городского среднего класса.

Информация о журнале

Журнал социальной истории публикует статьи и обзоры во всех областях социальной истории, независимо от периода и региона.В частности, он стремится продвигать работу по новым темам в социальной истории, где он установил выдающийся рекорд за 40 лет своего существования. Новые темы включают в себя как ключевые аспекты области: изучение истории и влияния обычных людей, так и изучение аспектов человеческого опыта, выходящих за рамки более традиционных исторических основных продуктов. Он также поощряет обсуждение ключевых аналитических и методологических вопросов, в том числе сравнительные вопросы и вопросы периодизации. Журнал также активно знакомит более широкую аудиторию в данной области с социально-исторической работой по региональной специализации, такой как история Африки или Латинской Америки.Периодически журнал предлагает тематические вопросы, которые продвигают его основные цели, включая обсуждение более крупных траекторий внутри самой области.

Информация об издателе

Oxford University Press — это отделение Оксфордского университета. Издание во всем мире способствует достижению цели университета в области исследований, стипендий и образования. OUP — крупнейшая в мире университетская пресса с самым широким присутствием в мире. В настоящее время он издает более 6000 новых публикаций в год, имеет офисы примерно в пятидесяти странах и насчитывает более 5500 сотрудников по всему миру.Он стал известен миллионам людей благодаря разнообразной издательской программе, которая включает научные труды по всем академическим дисциплинам, библии, музыку, школьные и университетские учебники, книги по бизнесу, словари и справочники, а также академические журналы.

теорий детства | Encyclopedia.com

---

Детство обычно считается либо естественным биологическим этапом развития, либо современной идеей или изобретением. Теории детства касаются того, что такое ребенок, природы детства, цели или функции детства и того, как понятие ребенка или детства используется в обществе.Концепция детства, как и любое изобретение, возникла из тесной взаимосвязи между идеями и технологиями в рамках социальных, политических и экономических потребностей. Теории детства как концепции часто очень окрашены или эмоциональны, то есть они имеют дело с резкими контрастами, раскрывающими развитие во времени психологической или эмоциональной значимости детства, если смотреть из состояния взрослой жизни. Вплоть до 1990-х годов теории детства, как правило, определялись по принципу «сверху вниз», который некоторые описывали как «империалистический».»Это верно как для теорий о средневековом ребенке, так и о современном ребенке. Сами дети, хотя и находятся в центре внимания теории, обычно не рассматриваются как имеющие законный голос в влиянии на ее создание. Однако Конвенция ООН о правах человека Чайлд (1989) создал атмосферу для пересмотра этой тенденции и последующего сосредоточения внимания на том, чтобы прислушиваться к взглядам ребенка и правам ребенка на самовыражение в целом. Это побудило некоторых ученых исследовать возможность самим детям размышлять о собственном опыте детства, что привело к использованию инклюзивных исследовательских методологий и более демократичных рамок для распространения.

С тех пор, как Иоганн Амос Коменский (1592–1670) опубликовал свою Didactica Magna (1649), а Джон Локк (1632–1704) выпустил свой трактат Некоторые мысли об образовании (1693), наблюдатели за детьми были заняты попытками чтобы понять, задокументировать и прокомментировать, что это такое и что значит быть ребенком. Значение состояния бытия после окончания младенчества, которое испытывают все люди во всех обществах, порождает противоречивые теории из философских, религиозных и научных школ, а также из более поздних дисциплин психологии, антропологии и социологии. , и культурология.На протяжении всей истории теоретиков восхищал особый характер человеческого развития, уникальный по сравнению с другими млекопитающими тем, что у них развился длительный период зависимости, известный как детство.

Теоретические границы детства

Теоретические границы, проведенные между относительными состояниями детства и взрослости, исторически имели большое значение в целом ряде культур для социальных, политических, религиозных и юридических целей. Статус ребенка обеспечил защиту и признал явные ограничения личной ответственности в контексте родительской или общественной принадлежности.Ребенка определяли как любого человека моложе условного совершеннолетия, но это интерпретировалось по-разному, и на протяжении всей истории было много различий в способах, которыми общества пришли к признанию точного начала и конца детства. Детский фонд Организации Объединенных Наций (ЮНИСЕФ) определил детство как этап жизни, который переживает любой человек от рождения до пятнадцати лет. Статья 1 Конвенции ООН о правах ребенка 1989 г. гласит, что ребенком является любое лицо в возрасте до восемнадцати лет.

Таким образом, детство было определено как этап жизни, связанный с хронологическим возрастом, расположенный между младенчеством и юностью, включая юность. Слово ребенок использовалось во многих обществах для обозначения родственных отношений, а также для обозначения состояния рабства. Но биологические детерминанты не всегда определяли детство. В прошлом дети часто жили вместе с домашними хозяйствами, а не со своими биологическими родителями. Считается, что начало детства наступает при рождении или в конце грудного вскармливания, которое иногда длилось до трехлетнего возраста в средневековой Европе или в доиндустриализованных обществах современности.В Коране, например, обычным периодом является тридцать месяцев. Средневековое европейское общество считало, что младенчество заканчивается примерно в семь лет, что совпадает с началом способности молодого человека выполнять определенные домашние или производственные задачи. В то время еще не была изобретена образовательная структура, которую современные общества используют для различения стадий младенчества и детства. Философ восемнадцатого века Жан-Жак Руссо (1712–1778), построив идеальное детство, описал то, что он назвал «возрастом природы», как период между рождением и двенадцатью годами.Для философа австрийского происхождения Рудольфа Штайнера (1861–1925) детство было состоянием физического и духовного бытия примерно в возрасте от семи до четырнадцати лет, на что первоначально указывали определенные физиологические изменения, такие как потеря молочных зубов.

Биологи-антропологи с биокультурной точки зрения рассматривают детство как этап развития, свойственный только человеку, функцией которого является подготовка к взрослой жизни. Однако сторонники новой социологии детства, такие как социолог Элисон Джеймс, указали, что хронологический возраст иногда мало полезен при сравнении детства в очень разных культурах и обществах.Десятилетний ребенок может быть школьником в одном обществе и главой семьи в другом. Таким образом, новая социология детства предпочитает определять «множественность детства», а не один структурный условный термин. Утверждалось, что это множественность частично отражается через призму собственного определения самих себя детьми.

Юридические определения детства появлялись постепенно с течением времени, и в течение этой долгой эволюции можно видеть, что закон отражал меняющееся понимание смысла, продолжительности и значимости детства.Средневековое английское общее право, признавая возраст совершеннолетия, указывало на то, что ребенок считался недееспособным или не имел достаточных

средств для выполнения ряда практик для взрослых. Способность человека знать и размышлять о моральном статусе своих действий стала обозначать способность участвовать и вносить свой вклад в гражданское общество. Возраст, в котором человек может считаться способным к нравственному осмыслению своих действий, со временем изменился в соответствии с изменениями в понимании детства.Так, например, согласно английскому общему праву XIX века было установлено, что дети должны освобождаться от уголовной ответственности в возрасте до семи лет. Этот возраст был увеличен до восьми лет в 1933 году и до десяти в 1963 году.

Необходимость формулирования точного юридического определения детства возникла в результате демографических, экономических и связанных с ними социальных и поведенческих изменений в промышленно развитом мире, которые в совокупности привели к новому признанию детства. значение детства в конце девятнадцатого и начале двадцатого века.До этого времени дети определялись в строгом соответствии с их статусом как биологические потомки отцов, которые также считались по закону собственниками любого имущества ребенка и которым они были обязаны предлагать свои услуги. Низкий статус детей отражался в том факте, что воровство детей не признавалось английским законодательством до 1814 года. К концу девятнадцатого века среди новообразованных средних классов росла озабоченность моральным состоянием детства и домашним хозяйством. ответственность родителей.Сопровождение этого было понятием детской невиновности и уязвимости, которое использовалось для аргументации нового определения детства, которое меньше ассоциировало его с миром промышленности и больше с миром образования. Представления о защите и благосостоянии получили сильное развитие в тех частях мира, где впервые произошло сокращение младенческой и детской смертности.

Социальный историк Вивиана Зелизер описала то, что она называет «сакрализацией» (наделение предметов религиозным или сентиментальным значением), произошедшей в то время, что привело к переходу отношения к детям с позиции экономической ценности на эмоциональная бесценность.Таким образом, понятие экономически полезного ребенка стало заменяться представлением о неисчислимой эмоциональной ценности каждого ребенка. Такая теоретическая разработка была необходима для достижения консенсуса в отношении санкционированного законом обязательного образования.

Значение детства

Для чего было детство? По этому вопросу возникли две широкие теоретические позиции. Один утверждает, что детство — это характеристика эволюции человека, призванная обеспечить выживание и развитие вида.Другой предполагает, что состояние детства или то, как детство рассматривается, важно само по себе как индикатор эволюции или развития обществ и культур в направлении понятий цивилизованности или современности. Первый, который включает в себя подходы биосоциальный и эволюционный , утверждает, что детство как этап роста и развития эволюционировало в человеческом обществе, чтобы обеспечить условия для оптимизации перспектив зрелости. В частности, эта точка зрения предполагает, что отчетливо быстрый рост мозга и незрелость зубов и пищеварительного тракта, характерные для ранних этапов жизни человека, со временем эволюционировали, чтобы поддерживать человеческое общество.Такой взгляд согласуется с эссенциалистским или универсальным взглядом на детство (который ставит биологию выше окружающей среды при объяснении детства), но также признает, что социальные условия и экология играют роль в построении социальной и культурной реакции на детство. В некоторой степени связанные с биосоциальными теориями, эволюционная психология рассматривала детство как прямую связь с эволюцией того, что было названо психологией воспитания детей. Эта теория предполагает, что определенные универсальные характеристики младенцев и маленьких детей, такие как относительно большие головы и глаза у маленьких тел, вызывают инстинктивные эмоции и реакции у взрослых, обеспечивая тем самым развитие к зрелости.

С этой точки зрения детство можно рассматривать как отношения и, следовательно, понимать с точки зрения поколений. Принципиальные отношения детства связаны со взрослостью, а точнее — с отцовством. Развитие или эволюция осознанного родительства находится в центре внимания школы мысли, известной как психоистория , , которая развивалась с 1970-х годов после работ Ллойда де Моза. ДеМоз и его соратники разработали отличительную и противоречивую теорию детства.Эта позиция основана на эмпирических доказательствах того, что детство, которое, казалось бы, считалось обществом временем свободы и невинности, было для большинства детей временем угнетения и жестокого обращения. ДеМоз утверждал, что реакция родителей на младенца или ребенка со временем эволюционировала от той, которая в целом была оскорбительной и жестокой, к реакции, которая стала заботливой и нежной. Такое развитие, согласно этой теории, не только отражало социальные, технологические и культурные изменения, но и порождало эти изменения.

Для Зигмунда Фрейда (1856–1939) и психотерапевтов, последовавших за Фрейдом, таких как Алиса Миллер, детство имело ключевое значение в адаптации человека к зрелому благополучию. Фрейд разработал свои теории подсознания отчасти через рассмотрение причин потери памяти в раннем детстве. Поскольку детство рассматривалось как ключевой этап в успешном или неудачном развитии эго, психологическое благополучие во взрослой жизни зависело от этого периода времени, и исцеление могло происходить через вспоминание подавленного детского опыта.

Модели развития и социально-конструкционистские модели

До второй половины двадцатого века физиологическое, психологическое и когнитивное картирование развития было доминирующей теоретической моделью для изучения детства. Однако исследования и теории, которые возникли из дисциплин истории, антропологии и социологии, серьезно поставили под сомнение модель развития, смещая акцент с самого ребенка на социально и культурно сконструированный взгляд на детство, специфичный для времени и места.С восемнадцатого века доминирующая парадигма в западных культурах рассматривала детство как этап жизни, характеризующийся зависимостью, обучением, ростом и развитием. Представление о том, что в средневековом мире не существовало понятия детства, впервые было введено французским ученым Филиппом Ариесом в его книге Century of Childhood (1962), в которой основное внимание уделялось Франции. Ариес считал, что свидетельства, взятые из европейских картин и текстов того времени, показывают, что детей, похоже, рассматривали как взрослых в миниатюре.У них не было особой одежды, еды, социального пространства или времени, которые составляли бы культуру детства. Лишь в семнадцатом и восемнадцатом веках постепенно начали проводиться границы между миром взрослых и миром детства. Другими словами, социальный и культурный мир детства был учрежден как ключевая часть института взрослого нового типа, взрослого буржуазии. Несмотря на региональные, культурные и социальные различия в опыте жизни ребенка и в понимании детства, социально-конструкционистский взгляд на детство стал доминирующей концептуальной моделью.

В начале двадцатого века развивалась психология и связанная с ней в контексте обязательного массового обучения педагогическая психология. Впервые большое количество детей было собрано вместе институционально с целью превратить их в грамотных и умеющих считать граждан. Этот материальный факт стимулировал развитие теории обучения с особым упором на детство, а модель развития, составленная на основе научных наблюдений и экспериментов, стала характеризовать понимание ребенка как ученика.Теория сцены, обычно связанная с работами Жана Пиаже (1896–1980), предполагает, что ребенок, независимо от социального или культурного контекста, имеет определенную универсальную природу, которая предрасполагает его к развитию на идентифицируемых стадиях. Это понимание оказало глубокое влияние на организацию знаний и педагогику в современной школе.

В 1920-е годы антрополог Маргарет Мид (1901–1978) бросила вызов теории стадий развития Пиаже. Ее исследование было направлено на то, чтобы показать, что дети, воспитанные в разных культурах, не являются копией анимистической стадии, которую Пиаже считал универсальной.Мид изучила важные различия в опыте детей и подростков в зависимости от факторов окружающей среды, и, хотя результаты были противоречивыми, контекстуальные дискуссии продолжались на протяжении всего двадцатого века, отражая ослабление уверенности в универсальном взгляде на детство.

Историки, социологи и антропологи предположили, что не существует единого и универсального опыта или понимания того, что такое детство, где оно начинается и заканчивается, но что это меняется в зависимости от времени и места.Социально-конструкционистская теория пытается проиллюстрировать, что существует множество возможных ответов на вопрос «Что такое ребенок?» или «Что такое детство?» В то время как такие факторы, как вес тела, можно измерить с научной точки зрения, получая один и тот же ответ в любое время и в любом месте, само детство, социальные и культурные ожидания ребенка, его роли и обязанности или этапы легитимности могут пониматься по-разному в зависимости от любого контекстное мировоззрение. Социально-конструкционистская теория утверждает, что представление о детстве порождается последовательными поколениями в результате смешения традиций, социальных взаимодействий и технологического развития.Контекст является культурным, и ключевой движущей силой является дискурс . Дискурс о детстве — это опосредование взаимосвязанного набора идей, которые передаются преимущественно через культурные каналы, которые порождают и укрепляют определенное мировоззрение.

То, что дети имеют и активно создают свои собственные культурные миры, признается в рамках другого социально-конструкционистского подхода, получившего название «перспектива племени ». Работа Айоны и Питера Опи в 1950-х и 1960-х годах о детской культуре, выраженной в играх и организованных играх на улицах и игровых площадках Соединенного Королевства, поощряла это понимание ребенка, действующего в рамках своего культурного мира и определяющего его.Другой вариант социально-конструкционистского подхода — политическая теория детства, которая рассматривает детей как группу меньшинства. С этой точки зрения дети рассматриваются как люди, которым не предоставлен особый статус в обществе, но которые способны стать проводниками своей собственной судьбы. В этих рамках физические и когнитивные характеристики детства включены в подход, который ставит под сомнение ключевую политическую функцию идеологии детства, которая лишает ребенка права голоса.

Культурные теории детства

Соображения возраста и физической зрелости — не единственные факторы, характеризующие детство. Связь детства с представлениями о духовном мире или, в наше время, о мире фантазий сформировала как опыт, так и ожидания в детстве. В средневековье в Европе и в наше время в большей части остального мира детство считалось состоянием с особой близостью к природе и духовным вещам.Марина Уорнер показала, как в разных культурах взрослое общество повсеместно признало этот атрибут посредством своих песен, рассказов и сказок, ритуалов и иконографии. В дописьменных или преимущественно устных культурах представления о детстве передавались и передаются через рассказы, песни и ритуалы. Такие традиционные средства массовой информации несли смыслы, передавали моральные кодексы, инструктировали об уходе и защите молодых и отмечали важный переход от детства к взрослой жизни. Конец детства — это общепризнанный переходный этап, характеризующийся физиологическими изменениями, указывающими на половую зрелость.Все общества и культуры по-разному признали этот важный знак вхождения во взрослое сообщество. В досовременном мире относительное положение молодежи в сообществе и в более широком космосе было столь же ясно сформулировано современникам через коллективное признание обрядов перехода, как это имеет место в современном мире. Это соображение превратилось в то, что мы называем теорией, благодаря развитию и распространению грамотности.

Нил Постман предположил, что, по крайней мере, в Западной Европе именно распространение грамотности через изобретение печатного станка было основной силой в достижении широко распространенного и понятного консенсуса относительно значения детства.В этом смысле детство было признано этапом жизни, существенно отделенным от мира взрослых и знаний взрослых из-за отсутствия грамотности. Знания и навыки письменного слова стали признаком зрелости, к которой можно было подготовить молодежь. Почтальон предположил, что информационная и коммуникационная революция на рубеже XXI века положила конец детству

, поскольку расстояние в отношениях между взрослым и ребенком окончательно изменилось из-за распространения и решающего усыновления детьми информационные и коммуникационные технологии.

Понятие исчезновения детства выражает чувство потери, о котором говорилось в более ранний период истории. Поэты-романтики Европы конца восемнадцатого и начала девятнадцатого века использовали понятие потерянного детства в своих реакциях на зарождающийся индустриальный мир. Как выразился Хью Каннингем, ребенок был тем «другим», по которому человек тосковал (стр. 43). С конца восемнадцатого века, особенно благодаря философии Жан-Жака Руссо и поэзии Уильяма Блейка и Уильяма Вордсворта, детство стало прочно ассоциироваться в европейском сознании с естественным состоянием и как символ человечества, символ развития и корень прогресса.Это сопровождалось романтическим поворотом против влияния новых форм организации производства и производства. В книге Блейка «Песни невинности и опыта » (1794) развернуто понятие универсального, естественного детства как символа человечности, которая, как опасались Блейк и его современники, будет уничтожена угнетающими последствиями индустриализации.

Доминирующим культурным продуктом, появившимся в конце восемнадцатого века, был образ ребенка как

, символа невинности и чистоты, особенно белого англосаксонского ребенка.В расовых рамках эволюционное понятие детства оказалось полезным, когда оно использовалось европейскими колониальными державами для оправдания своего «цивилизаторского» господства в Африке. Те, которые подлежали колонизации, согласно теории перепросмотра , были уподоблены детям по своему поведению и эволюционной стадии развития. В культурном и религиозном плане современная теория детства стала отождествляться с понятиями невинности и отсутствия греха или коррупции. Невинность чаще всего ассоциировалась с девочкой в ​​сознании взрослого, и это, как утверждается, указывает на осознание своего противоположного состояния.По сути, это заботы взрослых, а не естественные атрибуты, но неизбежная путаница использовалась не всегда в интересах самих детей. Историк литературы Джеймс Кинкейд утверждал, что понятие детской невиновности было принято взрослым миром для того, чтобы подразумевать возможность нарушения, и как таковое содержит в себе потенциал своего противоположного значения. Таким образом, теории детства передают размышления о состоянии человеческой натуры и доминирующих тревогах взрослой жизни в определенные исторические моменты.

Детский опыт и концептуализация детства, конечно, связаны, но Йенс Квортруп и его коллеги предположили, что идея детства развивалась как структурная форма независимо от самих детей. Теоретические представления о детстве можно рассматривать как отражающие тревоги, заботы и потребности взрослых, в то же время функционирующие, чтобы научить самих детей, что значит быть ребенком, и предоставить маркер, с которым можно измерить и сравнить любого ребенка.Детство, рассматриваемое на расстоянии, через историческую перспективу, представляет собой выявление закономерностей или того, что иногда называют пейзажами, — общих условий того, как дети выглядели для себя и своих взрослых современников в любой момент времени. Историк Джон Соммервилль принял в этом контексте термин стандартизация . Согласно этой теории, достигается консенсус, обычно в соответствии с гегемонистским упорядочиванием ценностей и стандартов более зажиточного общества, посредством которого достигается нормальное или идеальное видение детства.Теоретик Анри А. Жиру утверждал, что формирование культурных определений детства необходимо понимать исторически, поскольку контекст или рамки, в которых определяется детство, со временем меняются. В наше время это происходит преимущественно через коммерческие или рыночные силы; Доминирующим местом культурного определения являются средства массовой информации и связанные с ними индустрии досуга и развлечений. Для Жиру «политика культуры» представляет собой концептуальное пространство, в котором детство конструируется, переживается и преодолевается.На протяжении большей части двадцатого века школа служила основным местом культурного производства, но в двадцать первом веке средства массовой информации и индустрии досуга стали не менее значимыми в культурном определении детства. Аналогичным образом детство было охарактеризовано как спонтанное желание историком детства Гэри Кроссом, который сосредоточился на изменении формы детских игрушек в течение двадцатого века. Он прослеживает эти изменения до конструирования ребенка как потребителя в контексте родительской позиции, которая подчеркивает важность выполнения этих желаний для здорового когнитивного и социального развития.

Постмодернистские теории детства

Идея универсального состояния детства была поставлена ​​под сомнение на рубеже двадцать первого века через все более глобализированную перспективу, которая сопровождала научные вопросы посредством этнографических, культурных и антропологических исследований. Сдвиг в сторону признания и принятия детских голосов при определении их собственного мировоззрения привел к фрагментированному взгляду, который поставил под сомнение структурную норму детства и привел к теоретической позиции относительно множественности детства.Для таких теоретиков, как Крис Дженкс и Йенс Квортруп, более точно и полезно говорить о многих детствах или множественном опыте как в разных культурах, так и внутри них. Подчеркивается разнообразие опыта в зависимости от класса, этнической принадлежности, пола, культуры, места проживания, состояния здоровья или инвалидности, а не от одного общего детства, несмотря на растущее признание универсализирующих эффектов глобализации.

Популярные статьи и исследования о детстве в последние десятилетия двадцатого века отражали изменившееся состояние жизни.Традиционное западное представление о детстве, которое существовало примерно с 1850-х до 1950-х годов, в отсутствие такого понятия подразумевалось такими понятиями, как «исчезновение детства» или «поспешный ребенок» Дэвида Элкинда. Возникший консенсус состоял в том, что представления о детской невиновности и зависимости от взрослых больше не могут поддерживаться в контексте доступа детей к новым медийным технологиям и их использования. Представление о детстве как о периоде обучения для взрослой жизни было в корне поставлено под сомнение из-за использования таких технологий, особенно в домашних условиях.Такое материальное изменение в сочетании с активизацией популярных развлечений, ориентированных на детей (иногда называемых kinderculture ), начавшееся во второй половине двадцатого века, привело к возникновению напряженности в существующих современных теориях детства. То, что Ширли Стейнберг и Джо Кинчело назвали «дилеммой постмодернистского детства», характеризовалось демократизацией семейной жизни, которая поставила ожидания детей и само понятие детства в противоречие со многими из установленных институтов, таких как традиционная семья. или авторитарная школа.Это также сопровождалось новым видением прав детей отдельно от своих родителей и даже против них.

См. Также: Развитие ребенка, история концепции; Детская психология; История детства; Закон, дети и песня; Социология и антропология детства; Теории игры.

библиография

Ariès, Philippe. 1962. Столетия детства: социальная история семейной жизни. Пер. Роберт Болдик. Нью-Йорк: Кнопф.

Богин, Барри. 1999. Модели человеческого роста, 2-е изд. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Cahan, E .; Джей Мехлинг; Б. Саттон-Смит; и С. Х. Уайт. 1993. «Неуловимый исторический ребенок: способы познать ребенка истории и психологии». В Дети во времени и месте: Развивающие и исторические исследования, изд. Глен Х. Элдер-младший, Джон Моделл и Росс Д. Парк. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Кросс, Гэри С. 1997. Детские товары: игрушки и меняющийся мир американского детства. Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Каннингем, Хью. 1991. Дети бедных: представления о детстве с семнадцатого века. Оксфорд, Великобритания: Блэквелл.

DeMause, Lloyd, ed. 1974. История детства. Нью-Йорк: Psychohistory Press.

Элкинд, Дэвид. 1981. Торопливый ребенок: слишком быстро вырасти. Рединг, Массачусетс: Аддисон-Уэсли.

Жиру, Генри А. 2001. Похищение невиновности: молодежь, корпоративная власть и политика культуры. Нью-Йорк: Пэлгрейв.

Джеймс, Эллисон и Прут, Алан. 1990. Конструирование и реконструкция детства: современные проблемы социологического исследования детства. Лондон: Falmer Press.

Дженкс, Крис. 1996. Детство. Лондон: Рутледж.

Мид, Маргарет. 1928. Достигнув совершеннолетия в Самоа: психологическое исследование примитивной молодежи для западной цивилизации. Нью-Йорк: Blue Ribbon Books.

Опи, Иона и Питер. 1959. Предания и язык школьников. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.

Пантер-Брик, Екатерининская, изд. 1998. Биосоциальные перспективы детей. Кембридж, Великобритания: Издательство Кембриджского университета.

Почтальон, Нил. 1994. Исчезновение детства. Нью-Йорк: старинные книги.

Qvortrup, Jens, ed. 1994. Вопросы детства: социальная теория, практика и политика. Олдершот, Великобритания: Эйвбери.

Соммервилль, К. Джон. 1982. Взлет и падение детства. Беверли-Хиллз, Калифорния: Sage Publications.

Стейнберг, Ширли Р., Кинчелоу, Джо Л., ред. 1997. Kinderculture: Корпоративное строительство детства. Боулдер, Колорадо: West-view Press.